– Ну, хоть что-то из той ночи ты помнишь?
– Не так много, – ухмыльнулась девица. – В стельку пьяная была, точно.
– Но утверждаешь, что видела еще раз одного из клиентов?
– Всех троих видела. Они прям на следующий же вечер заявились в «Академию». И снова выбрали меня, Розу и Хесси. Только в этот раз не на всю ночь, а только на часок.
– И что произошло?
Вернувшись глазами к стакану в руке виконта, Ханна Грин облизнула губы.
– А мне глоточек можно?
– Когда все вспомнишь. А для этого ты должна быть трезвой. Теперь расскажи, что случилось в среду вечером. С подробностями.
– С подробностями? – скривилась собеседница, силясь припомнить. – Ну… Снимаю я платье, а Роза тут в дверь как забарабанит, и вызвала меня на пару слов. Выглянула я в коридор, чтоб послать ее куда подальше, а она хвать меня за руку и шипит, что эти трое пришли нас убить. Я-то поначалу подумала, что Роза просто разыгрывает меня так по-дурацки, но она потащила меня по коридору и показала бедняжечку Хесси со свернутой шеей и вытаращенными глазами. А потом призналась, что клиента своего заколола. Ох, мы и струхнули, скажу я вам. Роза браслетик свой отдала Тасмин, чтоб та Теккерея отвлекала, пока мы через черный ход давали деру.
Виконт вглядывался в оживившееся лицо проститутки, сомневаясь, чему из этого нелепого рассказа можно – если вообще можно – верить.
– Тот мужчина, которого ты видела входящим в дом на Хеймаркете перед тем, как была убита Тасмин, – он в среду был твоим клиентом?
– Нет, – округлив глаза, затрясла головой Ханна, – это тот, который пошел с Хесси.
– Как он выглядел?
– Я же сказала – как джентльмен. Можно мне теперь хлебнуть чуток?
Налив, Себастьян протянул девице бренди.
– Темные волосы или светлые?
Обеими руками схвативши стакан, Ханна залпом опустошила содержимое.
– Темные. По-моему. По-любому, не светлые.
Пол Гибсон издал непонятный звук.
– Высокого роста или низкого? – наседал виконт.
– Среднего, – сузились глаза собеседницы.
– Так что же, ты совсем его не помнишь?
– Конечно, помню. Просто он с виду совсем неприметный. Зато как увижу, сей же миг узнаю. Ведь узнала душегуба на Хеймаркете-то!
– Ну, а тот джентльмен, который был твоим клиентом в среду? Он как выглядел?
– Точно так же. Самый обыкновенный, – Ханна, задумчиво хмурясь, пошевелила губами. – Хотя, вроде он был не темненький. Это его день рождения справляли.
Себастьян потянулся налить девице еще бренди.
– А их имен ты не помнишь?
– Я имена не слушаю. Все равно клиенты не говорят настоящие.
– Но в ту ночь, на гулянке, джентльмены как-то же называли друг друга?
– Может и называли, – поморщилась проститутка, – не помню. Говорю же – имен в голове не держу.
– Одного случайно не Максом звали?
– Может, и Максом, – Ханна принялась грызть ноготь. – Точно не скажу.
Виконт ощутил на себе взгляд мисс Джарвис. Он понимал, что Геро с трудом удерживается от вопроса: «А кто такой Макс?»
– Есть какие-нибудь предположения, – поинтересовался Девлин, – по какой причине эти мужчины вернулись в «Академию», чтобы покончить с вами?
Ханна одним длинным глотком разделалась с выпивкой.
– Роза говорила, потому, что она прознала про их планы кого-то порешить.
Себастьян уловил заинтересованное выражение лица доктора и подавшуюся вперед Геро. Очевидно, эту часть своей истории Ханна Грин пока не рассказывала.
– Роза прознала, а ты нет? Почему?
– Да ну вас, – звонко рассмеялась проститутка. – Я ж по-французски ни бум-бум!
Виконт переглянулся с мисс Джарвис.
– Джентльмены говорили по-французски?
– Ну да, между собой, – кивнула Ханна. – Поначалу, пока последний не пришел.
– Последний? Их что, четверо было?
– Нет, трое всего. Просто именинник попозже явился.
– А Роза не упоминала, кого именно эти люди намеревались убить?
– А как же. Только мне это все равно бестолку. Какого-то парня по имени Персиваль или вроде того.
– Спенсера Персиваля? – охнула Геро.
Ханна, обернувшись, посмотрела на дочь лорда Джарвиса и заинтересованно спросила:
– А это еще кто такой?
– Лорд Девлин, могу я перемолвиться с вами парой слов? – поднялась со стула мисс Джарвис.
– Разумеется, – отозвался виконт, следуя за дамой через прихожую в столовую доктора Гибсона.
Геро прошла к дальнему краю стола и только тогда повернулась к собеседнику лицом.
– Вы что-то знаете, но мне не рассказываете. Что именно?
– Поверьте, мисс Джарвис, я только что сам впервые услышал о вероятной связи этого дела с премьер-министром – если только такая связь действительно существует.
– Тогда кто этот Макс?
– Макс Ладлоу, гусарский капитан. Или был им. Джентльмен числится пропавшим с прошлой среды. До недавнего времени я считал любопытным совпадением, что гусар исчез тем же вечером, когда Рейчел Фэйрчайлд сбежала с Орчард-стрит. Возможно, это и впрямь не более чем совпадение. С другой стороны, Ладлоу может оказаться тем, кого Рейчел заколола.
– Боже мой, – Геро прижала ладонь ко лбу. – Что же это? Заговор французов с целью уничтожить британского премьер-министра?
– Ханна Грин заявила, что трое мужчин, нанявшие проституток, были джентльменами. Но ни слова не сказала о том, что они – французы.
Даже после двадцати лет войны большинство представителей английской аристократии общалось на французском без труда. А Рейчел, будучи дочерью эмигрантки, наверняка знала язык в совершенстве.
– Да и, в конце концов, – добавил виконт, – нет уверенности, что разговор шел именно о Спенсере Персивале. Ведь Персиваль может быть как фамилией, так и именем.
– Тогда почему эти люди вернулись, чтобы убить девушек? И почему они стараются убить нас?
– Этого я не знаю, – Девлин пытливо всмотрелся в лицо собеседницы, подмечая легкую напряженность и нервозность. – Мисс Джарвис, нам следует кое-что обсудить.
– Не вижу нужды что-либо обсуждать, – ответила та, крепко ухватившись за спинку стоявшего впереди стула. – То, что произошло между нами, – не более чем непонятное умопомрачение, вызванное несчастливым стечением обстоятельств, и должно быть забыто.
«Исключительно Геро Джарвис, – подумалось Себастьяну, – способна назвать утрату своей девственности непонятным умопомрачением».
– Тем не менее, – продолжал настаивать он, – я, как порядочный человек, обязан предложить вам руку…
– Благодарю, милорд, в этом нет необходимости, – щеки собеседницы потемнели. Сперва Себастьян подумал, что от смущения, но затем понял, что от гнева. – Я не намерена из-за минутной слабости обрекать себя на пожизненное сожаление.
