Наиболее безопасным предметом для разговора были дети, но я не водила их к Софи. Мне казалось, что, увидев моих детей, она вновь начнет завидовать мне, тут же подумав, что эти дети могли бы быть ее. Поэтому я лишь рассказывала ей об успехах Шарло и о том, какие игры затевают они с Луи-Шарлем.
Я знала, что и Лизетта заходит к ней, и решила, что переломным будет день, когда мы с Лизеттой зайдем к ней вместе и, усевшись втроем, будем болтать как в старые добрые времена.
Лизетта оказалась очень полезным в доме человеком. Она умела направить разговор в нужное русло. Она приносила ткани, показывала их Жанне, и мы вместе обсуждали модель нового платья Софи.
Я решила, что на днях мы сумеем убедить Софи спуститься вниз и начать жить нормальной жизнью — жизнью одного из членов семьи. Не было никаких причин, по которым она не могла бы этого сделать. В своих великолепно сшитых платьях она выглядела довольно привлекательной, а капюшоны, казалось, придавали особое очарование.
Жанна достаточно благосклонно принимала нас, и я решила, что мы выбрали правильный путь.
Весьма неожиданно переменился Арман. Он стал гораздо живей, в его глазах появился блеск. Казалось, внезапно он вновь приобрел вкус к жизни.
Я сообщила об этом отцу, когда мы сидели вместе в небольшой гостиной в его апартаментах, его святая святых. Я была одной из немногих, допущенных туда.
Когда я упомянула об Армане, он улыбнулся и сказал:
— Да, он изменился. Значит, ты тоже заметила. Он действительно относится к своему проекту с большим энтузиазмом.
— Значит, у него есть какой-то проект?
— Да. Возможно, он излишне заинтересованно на это реагирует, но, с другой стороны, приятно видеть, что он чем-то наконец заинтересовался. Он собирает небольшую компанию своих друзей. Знаешь ли, он все-таки был глубоко потрясен… тем… знаешь ли… — Отец долго пытался подобрать нужные слова, а затем выпалил:
— Случившимся с твоей матерью.
Я кивнула.
— Он всегда тяжело переживал любое ущемление прав дворян, а случившееся было прямым вызовом людям его сословия.
— Значит, его глубоко потрясло именно это, а не…
— Арман никогда не привязывался к людям по-настоящему глубоко. Но он сильно привязан к идеям, такой уж он человек. Ты этого не замечала? Те, кто призывает к соблюдению прав широких слоев населения, часто наплевательски относятся к правам индивидуумов, — таков и Арман. Так что его глубоко потрясло насилие над его сословием и подвигло на действия. Теперь он собирает своих друзей, которые хотят организовать вооруженные соединения, чтобы расправляться с агитаторами, выступающими в городах с речами. Похоже, именно они и вызывают брожение умов. Действительно, ведь один из них…
Я нежно сжала руку отца.
— Давай не будем говорить об этом.
— Ты права. Мне следует сдерживать себя. Слишком живы еще воспоминания. Так мы говорили о том, что Арман изменился и изменился к лучшему. Приятно видеть, что он способен проявить настойчивость хоть в чем-то. Я полагал, что этого уже не произойдет.
— И что они собираются делать?
— Я не знаю всех подробностей. Когда они обнаружат агитаторов, выступающих перед народом, то попытаются вступить с ними в дискуссию… а если возникнут осложнения, то будут готовы решить и эту проблему.
— Боюсь, что в стране слишком много осложнений, — сказала я.
— Да, моя милая. Иногда я пытаюсь говорить себе, как говаривал наш король: «После меня хоть потоп». Но до этого дело не дойдет. По всей стране собираются такие люди, как Арман. Вскоре они покончат с беспорядками. Временами мне кажется, что лучше было бы довести ситуацию до точки кипения и тогда разделаться с ними. Именно подводные течения, все эти попытки исподволь подорвать закон и порядок — вот что пугает меня.
Я чувствовала, что разговор опять приблизился к опасной теме, которая могла вернуть ужасные воспоминания. И хотя эти воспоминания всегда были близки к поверхности его сознания, я не хотела давать им возможность вырваться наружу. Я тут же заговорила о Шарло и поинтересовалась, каковы его успехи в шахматах, поскольку отец начал обучать его этой игре.
— Неплохо… В общем, неплохо. Конечно, ему не хватает необходимой сосредоточенности… но в один прекрасный день он заиграет по-настоящему.
— Ему нравится беседовать с тобой.
— Больше всего ему нравятся рассказы о замке, — отец улыбнулся. — Для того чтобы полностью удовлетворить его любопытство, мне приходится заглядывать в семейные хроники.
— Клодина тоже любит забегать к тебе.
— Ах, Клодина. Чудесная шалунья. Несомненно, присутствие детей действовало на него благотворно. Ну как же я могла отправиться к Дикону и лишить его их общества!
Я поклялась себе, что никогда не покину Обинье, пока отец жив.
Замок воздействовал и на Лизетту. Я поняла, что до того, как мы переехали сюда, она все время казалась чем-то неудовлетворенной. Она никогда не рассказывала о своем муже-фермере, а я не расспрашивала, поскольку быстро усвоила, что этот период ее жизни — нежелательная тема для разговоров. Правда, он дал ей Луи-Шарля, но, хотя она и гордилась сыном, особой нежности к нему не проявляла.
С тех пор, как мы вернулись в замок, она стала больше походить на прежнюю Лизетту, которую я помнила с юности. Она приходила ко мне в комнату причесать меня, и мы весело проводили время, придумывая новые прически. При дворе под влиянием наиболее экстравагантных дам они становились все более и более смехотворными. Дамы соревновались друг с другом в сооружении на своих головах башен, украшали их драгоценностями, перьями и даже чучелами птиц. Лизетта развлекалась, экспериментируя со своими и моими волосами.
Я всегда любила ее, но, узнав от отца трогательную историю ее происхождения, стала испытывать к ней особую нежность. И в то время, как она смеялась и разговаривала со мной, я нередко задумывалась над тем, как бы сложилась ее жизнь, если бы не вмешательство моего отца.
Мы болтали обо всем, что приходило в голову. Мы часто обсуждали наших детей, и я сообщила ей, что теперь, когда они уже подросли, мой отец хочет нанять для мальчиков хорошего наставника.
— Ну, с Клодиной мы еще некоторое время управимся сами, — сказала она, — но мальчикам в их возрасте, конечно, необходим наставник.
— Я уверена, отец быстро найдет подходящего человека. В общем-то он хочет подождать до тех пор, пока сможет съездить в Париж, чтобы переговорить там с нужными людьми. Ему хочется недобрать, действительно хорошего наставника.
— Конечно, это очень важно. А этот наставник… он будет заниматься и с Луи-Шарлем?
— Безусловно.
Я посмотрела на Лизетту в зеркало. Ее губы сжались — хорошо знакомое мне выражение лица. Я поняла, что она раздражена. Я знала, что она очень горда и не любит пользоваться чьей-то благотворительностью.
