Если он не желает любить ее сам, тогда по крайней мере мог бы не мешать ей устраивать свою жизнь с кем-нибудь другим.
– Я ухожу, – объявила она.
У нее просто не было сил терпеть все это. Ей не хотелось видеть Маркуса. Ей не хотелось видеть Дейзи, Айрис, свою мать, мистера Бриджертона, попивающего лимонад и мило беседующего со старшей сестрицей Фелисити Федерингтон. Ей не хотелось видеть решительно никого.
– Куда ты идешь? – требовательно спросил Маркус.
Он не вправе ничего требовать! А она вправе идти, куда ей заблагорассудится.
Гонория молча развернулась и, не оглядываясь, вышла из зала.
Тысяча чертей!
Маркусу хотелось немедленно устремиться вслед за Гонорией, но это выглядело бы более чем скандально. Их ссора не осталась незамеченной. За ними наблюдали по крайней мере два человека. Колин Бриджертон – с ухмылкой – и леди Данбери – с чрезвычайно значительным и всезнающим видом. Обычно Маркус не придавал значения выражению лица престарелой графини, однако на сей раз у него возникло смутное подозрение, что именно она каким-то образом поставила его в такое неприятное положение.
Ну а когда невыносимый мистер Бриджертон в издевательском салюте поднял свою перебинтованную конечность, Маркус решил, что с него хватит, и вышел вон через те же двери, что и Гонория. Пусть сплетники катятся ко всем чертям. Если его поведение кажется кому-то компрометирующим Гонорию, пусть требуют, чтобы он на ней женился.
Он заранее согласен.
Последовательно заглянув в сад, в салон, в музыкальную комнату, в библиотеку и даже на кухню, он в конце концов обнаружил Гонорию в ее спальне. А как иначе? Слава Богу, он провел достаточно времени в Уинстед-Хаусе и прекрасно знал, где находятся личные апартаменты здешних обитателей.
– Маркус! – ахнула она, увидев его. – Что ты здесь делаешь?
– Что ты вытворяешь? – начал он, прямо скажем, не слишком удачно.
– Что я вытворяю? – Она резко села на кровати. – Что вытворяешь ты?
– Я не убегал с приема, чтобы забиться в дальний угол.
– Это не прием. Это музыкальный вечер.
– Но это твой музыкальный вечер.
– И я буду забиваться в угол, когда захочу, – проворчала она.
– Что?
– Ничего. – Она скрестила руки на груди. – Ты не должен здесь находиться.
Он саркастически махнул рукой:
– О, неужели? Она посмотрела сначала на его руку, потом на лицо.
– Ну и как это понимать?
– Ты совсем недавно провела чуть ли не целую неделю в моей спальне.
– Ты был едва живой!
Разумный аргумент. Только Маркус не был готов принять его во внимание.
– Теперь слушай, – сказал он, переходя к по-настоящему важной теме. – Я действовал в твоих интересах, когда попросил Бриджертона уйти.
Гонория задохнулась от возмущения:
– Ты…
– Он не тот человек, с которым тебе следует общаться, – перебил он.
– Что?!
– Ты не можешь говорить тише? – прошипел он.
– Я не слишком шумела, пока не явился ты, – прошипела она в ответ.
– Он тебе не подходит.
– При чем тут я? Его позвала леди Данбери.
– Она – чудовище.
– Ты это уже говорил.
– Значит, надо повторить еще раз.
Она – наконец! – встала с кровати.
– Скажи на милость, почему, представив мне Колина Бриджертона, она совершила нечто чудовищное?
– Потому что она пыталась заставить меня ревновать! – выкрикнул он.
Они оба замерли, потом он взглянул на открытую дверь и торопливо захлопнул ее.
Когда он вновь повернулся к Гонории, она стояла совершенно неподвижно и смотрела на него тем самым немигающим пристальным взглядом, от которого Маркусу всегда становилось не по себе. В отблесках свечи ее глаза отливали серебром, и она была невыносимо, завораживающе красива.
– Почему леди Данбери хотела заставить тебя ревновать? – тихо спросила она.
Он стиснул зубы.
– Не знаю.
– Почему она подумала, что может это сделать? – продолжила Гонория.
– Потому что она думает, что может делать что угодно.
Ему хотелось любой ценой скрыть правду. Не то чтобы он не желал признаться Гонории в любви. Просто сейчас не время и не место для таких признаний.
Она нервно сглотнула:
– А почему ты думаешь, что можешь решать, с какими мужчинами я должна общаться, а с какими – нет?
Он промолчал.
– Почему, Маркус?
– Меня попросил Дэниел, – с трудом вымолвил он.
Не потому, что стыдился. Ему нечего было стыдиться. Просто он не терпел, когда его загоняли в угол.
Она прерывисто вздохнула, закрыла глаза и прижала ладонь к губам. Какие чувства ее обуревали? Обида? Гнев? Маркус не знал, и это больно задело его.
Ему хотелось понимать Гонорию. Понимать во всем.
– Что ж, – произнесла она наконец, – Дэниел скоро вернется, и ты освободишься от всяческих обязательств.
– Нет! – Он вложил в это короткое слово всю свою душу.
Гонория посмотрела на него в замешательстве:
– Что значит «нет»?
Он шагнул вперед.
– «Нет» значит нет. Я не хочу освобождаться от всяческих обязательств.
Ее губы приоткрылись.
Он приблизился к ней еще на шаг. Его сердце бешено колотилось. Ему казалось, что на всей земле остались только два человека – он и она.
– Я хочу тебя, – сказал он, возможно, грубо, но зато абсолютно правдиво. – Я хочу тебя, – повторил он и взял ее за руку. – Я хочу тебя.
– Маркус, я…
– Я хочу целовать тебя. – Он дотронулся до ее губ. – Я хочу обнимать тебя. – И секундой позже: – Я сгораю от желания.
Он заключил ее лицо в ладони и поцеловал, вложив в этот поцелуй всю силу своей страсти.
Он любил ее.
Он хотел ее.
Он жаждал ее.
Немедленно.
Всю свою жизнь он был безупречным джентльменом. Не соблазнителем. Не развратником. Ему всегда претило находиться в центре внимания. Но сейчас он желал оказаться в центре внимания. В центре ее внимания. Ему хотелось поступить неправильно, нехорошо. Ему хотелось взять ее на руки и отнести в постель. Ему хотелось раздеть ее. Ему хотелось ласкать ее, выражать в ласках все, что он чувствовал и для чего не находил нужных слов.
– Гонория, – произнес он в надежде, что она по его голосу догадается обо всем остальном.
– Я… я…
Она прикоснулась к его щеке, пристально вглядываясь в его лицо. Ее губы вновь приоткрылись, и он увидел розовый кончик языка, высунувшийся, чтобы увлажнить их.
Это было выше его сил. Ему необходимо было поцеловать ее снова, прижать ее к себе. И все же если бы она сказала «нет», или покачала головой, или еще как-нибудь показала, что не хочет его, он бы просто повернулся и вышел из комнаты.
Но она только смотрела на него изумленными, огромными глазами, поэтому он заключил ее в объятия и поцеловал, на сей раз позволив себе окончательно избавиться от оков сдержанности.
