— Ох! Ну тогда… — Бекки замолчала, а потом, демонстрируя растущее беспокойство, добавила последний мазок к картине: — Леди Парфения, вы считаете, что тори могут намеренно скрывать сведения о темных делах князя Куркова, выжидая официального объявления о помолвке, а потом разом огласить правду? Ведь поступив так, они причинят много вреда вашему благородному отцу.
Парфения побледнела.
— О, они могут пойти на это. Да! Папа, как глава вигов, давно уже был бельмом у них на глазу. Что же, — воскликнула она, — если у Михаила есть позорные тайны, ему не удастся увлечь меня и отца следом за собой в бездну. — Парфения еще ближе придвинулась к собеседнице и крепко ухватила ее за плечо. Бекки едва не испугалась. — Эбби, — проникновенно сказала она, — ты можешь добыть мне эти бумаги?
— Ой! — воскликнула Бекки. — Я… я не знаю, посмею ли. Дочь герцога задрала подбородок.
— Не бойся, что тебя уволят. Да и вообще, кому хочется работать па какого-то дряхлого тори? Когда все это кончится, ты будешь работать у меня. Да, ты даже получишь возможность выучиться на горничную для леди, — объявила Парфения с великодушным видом.
— О Боже, миледи, вы так щедры! — И подавляя улыбку, Бекки изобразила сердечную благодарность, но при этом радовалась, что Парфения думает, будто мысль выкрасть бумаги принадлежит ей самой. — Я согласна! — решительно объявила она. — А пока, молю вас, миледи, не показывайте его сиятельству, что у вас есть причины в нем сомневаться!
— Не показывать?
— Не показывайте. Ведь если он невиновен, вы можете потерять его. Никому не нравится, если в нем сомневается тот, кого он или она любит, миледи.
— Ты права. — Парфения кивнула. Сейчас она выглядела собранной и возбужденной. Эта интрига мобилизовала ее силы. — Я придержу свои сомнения и не стану судить, пока ты не доставишь мне те бумаги и пока я сама их не прочту.
— Очень мудро, миледи, — кивнула в свою очередь Бекки. — Но если учесть, что это можно считать кражей…
— Кражей? Нет! В конце концов, ты ведь берешь их только на время. — Парфения ободряюще улыбнулась. — Когда я все прочитаю, ты положишь их назад, так?
— О да, миледи. Все же лучше бы их больше никому не показывать. Так будет безопаснее. Я пошлю вам их тайно, как что-нибудь другое. Может, как пакет из модной лавки?
— Хорошая мысль. Но, Эбби, я должна буду показать их отцу. Если Михаил что-то скрывает, отцу необходимо сообщить. Он всегда знает, как поступить.
— Хорошо, миледи. Если вы прочитаете бумаги и сразу отнесете их к его светлости, тогда я смогу прийти забрать их у вас и положить назад в ящик бюро раньше, чем их хватятся.
— Именно так. Знаешь, Эбби, я была бы рада заполучить такую смышленую служанку. Ты так не похожа на других.
— Спасибо, миледи. — Бекки выдавила из себя улыбку и поклонилась.
— Тебе не за что меня благодарить. Я сама должна сказать тебе спасибо, — заявила Парфения. — Было бы весьма неловко объявить о предстоящем союзе между князем и мной, если потом вдруг выплывет нечто неприятное. Придется разрывать помолвку, а это просто ужасно. Ведь все решат, что он разбил мне сердце! А он не в состоянии этого сделать.
— Вы… вы не влюблены в него? — осторожно спросила Бекки, старательно изображая смиренный вид.
— Ха! Нет, конечно. Я поощряла его, только чтобы угодить отцу. — Дело в том, что я люблю другого, — призналась она с кривой улыбкой, теряя обычную сдержанность из-за связывающего их маленького заговора. — К несчастью, он не отвечает мне взаимностью.
— Вы в этом уверены, миледи? — спросила Бекки, и в глазах ее загорелись огоньки.
Парфения вздохнула и с грустным видом кивнула, а купальная машина тем временем дернулась и ткнулась в гальку на берегу.
— К сожалению, уверена. Знаешь, Эбби, если отбросить нежности благородного воспитания, скажу тебе вот что. На свете есть джентльмены, которым хочется дать в морду.
Бекки кивнула, стараясь не рассмеяться, и вдруг порадовалась, что в свое время дала Драксингеру по лицу так, что у того закачался зуб.
— Ах, миледи, как я вас понимаю.
Открытие турнира по висту происходило на открытом воздухе за городом, где было достаточно места, чтобы разместить массу карет и колясок с сотнями лошадей. Светило яркое послеполуденное солнце, подогревая и без того праздничное, как перед скачками или церковным праздником, настроение толпы. Для первого тура под огромным полосатым шатром с несколькими шпинями установили восемь больших столов.
Теперь, когда первый тур благополучно начался, дочь герцога вернулась к своим добровольным обязанностям — обеспечивать угощением благородную публику в компании с другими дамами-благотворительницами, расточавшими великолепные улыбки из-под полей огромных, усыпанных цветами шляп.
Под охраной Раша и Форта Бекки, которая держалась подальше от эпицентра торжеств, без конца вышагивала по траве, с тревогой ожидая результатов предприятия.
Чтобы не быть узнанной, она надела шляпу с большими полями и вуалью из голубого кружева, а дополнительным средством защиты ей служил зонтик от солнца.
Пока Алек и лорд Драксингер испытывали удачу в первом туре, Бекки пребывала в постоянном волнении, отдаваясь то ужасу, то надежде. Ей было ненавистно это состояние абсолютной беспомощности, но она понимала, что все теперь находится лишь в руках Алека. Для успеха их общего плана необходимо было в какой-то момент устранить Михаила, но сам Алек должен был только выиграть. Если, думала Бекки, а точнее, когда, поправляла она себя, он этого добьется, то не только окажется владельцем Толбот-Холла, но и выиграет для себя целое состояние, такое огромное, что она с трудом могла его представить.
Главный приз в триста двадцать тысяч фунтов был громадной, фантастической суммой. Победившая пара игроков разделит его между собой, получив по сто шестьдесят тысяч каждый, разумеется, за вычетом десяти процентов, которые пойдут на благотворительность. По окончании турнира счастливчиков будут чествовать на балу победителей.
Бекки знала, что до начала соревнования Алек очень нервничал. Он почти не спал предыдущую ночь, ходил по дорожкам, сидел в саду, курил бесконечные сигары, почти не дотронулся до завтрака, лишь выпил целый кофейник крепкого кофе.
Но когда подошло время отправляться на турнир, Алек изменился, в нем появилась напряженная сосредоточенность, а в глазах возник тот холодный яростный блеск, который Бекки заметила во время схватки с казаками.
Вышагивая по некошеной траве, Бекки не могла думать ни о чем другом. Ее настораживало решение Михаила использовать Толбот-Холл как часть ставки. Почему бы это? Возможно, размышляла Бекки, пусть это и выглядит невероятным, у Михаила просто не было десяти тысяч фунтов?
