Он отпустит ее. Карета поехала медленнее, когда они свернули на Брук-стрит. У Марвика тут была квартира. Когда-то ее занимал его брат, но сейчас она пустовала. Квартира отлично подходит для его цели.
Оливия тихо сидела рядом с ним. Если она плакала, то делала это беззвучно. Он не будет смотреть на нее. У нее опухшая щека, вот и все. Синяк пройдет.
– Итак, теперь вы меня ненавидите, – тихо произнесла Оливия. – Как это удобно. Словно все, что я для вас сделала, больше не в счет, потому что я вас обманула.
Марвик стиснул зубы. У него была причина для ненависти. В своей прошлой жизни он бы нипочем не простил Оливии ее преступления – этого не позволила бы его гордость.
Но сейчас его жгла вовсе не гордость, а безрассудство Оливии. Ее глупость поражала его. Кто она? Одинокая женщина. Без семьи, которая могла бы прийти ей на помощь. Она абсолютно одинока! Несмотря на это, несмотря на огромный риск и отсутствие спасательного круга, она взялась за дело. А что, если бы Аластер был другим человеком? Любым другим человеком? Мужчиной, чья честь не была бы расколота его покойной женой на мелкие части с такой яростью, что он больше не тревожился о том, чтобы ее беречь? Будь он другим, она осталась бы в Ньюгейте. Она замахивалась очень на многое, но при этом у нее почти не было способов защиты. Вот это жгло его.
– Справедливо это или нет, – безучастно промолвил он, – но ваша судьба теперь в моих руках. Потому что, как вы сегодня убедились, вы бессильны. А я – нет. – По сравнению с ней, его власть была беспредельной. Разве она этого не видела? Тогда как же она осмелилась пойти против него?
– Должно быть, это приятно, – с горечью произнесла Оливия.
Экипаж остановился.
– Пойдемте. – Распахнув дверцу, герцог вышел наружу. Оливия могла и сама спуститься на тротуар.
Но когда ее нога ступила на лесенку, Марвик выругался, взял Оливию под локти и аккуратно поставил на землю.
Она не стала его благодарить, и это был правильный поступок. Тепло ее рук жгло ему ладони. Ей не следует быть такой мягкой. Она должна быть твердой как железо. Аластер вспомнил, какой увидел ее в саду, вспомнил ее лицо, когда она приближалась к нему…
Он выпустил ее.
– Следуйте за мной, – бросил герцог. Он не хотел смотреть на нее.
* * *
Через неприметную дверь Марвик провел Оливию в кирпичное здание, расположенное в какой-то паре сотен ярдов от отеля «Кларидж». Разве не здесь умерла его жена? Оливия смутно припоминала, что об этом говорила Элизабет, а та, в свою очередь, услышала это от лорда Майкла.
Наверху узкой, скрипучей лестницы Оливия отступила в сторону, чтобы герцог смог отпереть дверь. Они оказались в простой холостяцкой квартире из двух комнат с небольшим количеством мебели. В передней комнате, большей по размеру, стояла узкая кровать, стул и письменный стол. Туалетный столик был покрыт тонким слоем пыли. Здесь давно никто не жил.
Разумеется, у Марвика могли быть ключи от любого количества комнат в Лондоне. Он владел большой частью города – Оливия видела записи о доходах от ренты в его хозяйственных книгах.
– Садитесь! – сказал он.
Поскольку он стоял возле единственного стула, она села на кровать. Ее голова пульсировала. Слезы не помогли. Почему она плакала? Оливии хотелось ударить саму себя. Она не слабая!
Сапоги герцога гулко застучали по половицам, когда он подошел к окну и запер ставни. В комнате тут же стало темнее.
– Смотрите-ка, – устало проговорила Оливия. – Вы возвращаетесь к былому.
– Вам пошло бы на пользу поменьше шутить. – Его сапоги опять застучали, когда он направился к ней, чтобы сесть на стул. – И все же скажите мне, будь вы на моем месте, как бы вы отнеслись к такому предательству?
Возможно, он хочет убить ее.
Нет. Она не верит этому. Но при мысли об этом Оливии пришла в голову чудовищная мысль, от которой она похолодела: быть может, он возвращается в прежнее состояние. Когда-то давно его предали, и это свело его с ума – временно. Теперь, с его точки зрения, история повторяется. Так почему же Оливия надеется на его прощение?
В конце концов он ее не спас. Он просто зарезервировал ее наказание за собой.
Желчь жгла горло Оливии. Она зажала рот рукой, внезапно подумав, что ее вот-вот вырвет.
– У ваших ног стоит ночной горшок, – сказал герцог. – Вы можете им воспользоваться.
Она быстро наклонилась. Рвота была такой сильной, что Оливия вмиг ослабела, ее кожа стала липкой. Раковина находилась в ближайшем углу. Прополоскав рот, Оливия тяжело дыша, снова села на кровать.
Аластер подошел к ней, его лицо слегка прояснилось. Когда он протянул руку к Оливии, она отдернула голову, но отказа он терпеть не собирался. Схватив Оливию за подбородок, герцог повернул к себе ее лицо. Они смотрели друг другу в глаза.
– Вы случайно не ударялись головой? – Судя по его голосу, все это ему сильно надоело. – Ваши зрачки даже мне кажутся слишком расширенными.
Оливия была рада его враждебности. Так проще. Если прошлое не важно – если он намерен забыть его, то и она тоже может забыть. Ни к чему испытывать чувство вины за то, что она сделала.
– Со мной все хорошо, – сказала она. – Отпустите меня.
Его рука упала. Герцог встал, глядя на нее.
– Я намерен предоставить вам очень простой выбор.
– Как хорошо сознавать, что у меня появится выбор.
– О, у вас уже был выбор, и не один. Вы могли остаться в Ньюгейте, например. Те документы были фальшивыми. Вас отдали бы под суд за их изготовление.
Она заморгала.
– Что?! – воскликнула Оливия. – Фальшивыми? Это вы подделали их?
На лице герцога промелькнула тонкая улыбка, когда он снова садился на стул.
– Бертрам подделал, будучи в сговоре с моей покойной женой, – ответил Марвик. – И если бы я когда-то воспользовался ими, то превратился бы во всеобщее посмешище.
Оливия несколько мгновений обдумывала его слова.
– Выходит, я и от этого вас спасла, – наконец сказала она.
Наклонившись вперед, Марвик оперся о локти.
– А вам не кажется, что вы описываете себя чересчур розовыми красками?
– А вы используете чрезмерно черную, – парировала Оливия.
Он прищурился.
– Это не важно. Вас обвинят за их изготовление. Вас будут судить за мошенничество, изготовление фальшивок и вымогательство. И я сомневаюсь, что суды будут относиться к вам так же снисходительно, как отнеслись бы ко мне. И это ваш единственный шанс.
Он пытался ее запугать, и это ему очень хорошо удавалось. Оливия отчаянно пыталась напомнить себе, что запугивания герцога всегда опережали его действия.
– А другой выбор? – спросила она.
– Повиновение. – Это слово просвистело в воздухе, как кнут. – Вы представляете для Бертрама интерес. И это делает вас ценной для меня.
