Мысли об этом леденили душу Кейна. Он намеревался донимать сегодня Кит, пока та не взбесится и не потеряет остатки самообладания. До сих пор вспыльчивость была главным ее недостатком, из-за которого она неизменно терпела поражение в схватках с мужем. Но на этот раз Кит оказалась умнее. Ему следовало бы знать, что она весьма достойный противник.
Но не только стремление вывести жену из себя побудило Кейна вести себя столь бесцеремонно. Он жаждал наносить небольшие, унизительные душевные раны, показавшие бы, как мало он о ней думает.
Он по-прежнему намеревался взять ее. Но не так, как хотел бы, — с нежностью и лаской. Не настолько он глуп.
Кейн поднялся и прошел через гостиную к двери ее спальни. Она, естественно, заперлась, иного он не ожидал. Чуть-чуть терпения — и он сумел бы растопить ее сопротивление, но ему не хотелось быть терпеливым, и дверь распахнулась от единственного пинка.
Кит все еще была в нижнем белье, хотя успела развязать ленты на сорочке. Волосы шелковым покрывалом укутывали плечи. При виде мужа ее ноздри гневно затрепетали.
— Прочь! Уходи! Я плохо себя чувствую.
— Ничего, скоро станет легче, — пообещал Кейн и, схватив ее на руки, понес к кровати. Там ей самое место!
— Не смей!
Он отбросил ее на постель. Кит приземлилась в облаке нижних юбок и буквально затряслась от ярости.
— Будешь делать, что сказано, ясно тебе? — прорычал он.
— Я стану чистить твои сапоги, пропади они пропадом вместе с тобой, и приносить ужин. Но не жди от меня большего!
— На кого ты сердишься больше? — спокойно осведомился Кейн, стараясь заглушить шум в ушах. — На меня — за то, что пытаюсь тебя заставить? Или на себя — за то, что втайне хочешь этого?
— Я… я не…
— Хочешь.
Кейн ловко избавил ее от одежды, скинул свою, и ее гнев улетучился с первыми ласками.
— Почему все должно быть именно так? — прошептала она.
Он зарылся лицом в ее волосы.
— Потому что теперь уже ничего не поделать.
Их соитие было слиянием тел. Не душ. Каждый нашел удовлетворение, но и только. В точности как он и хотел.
Если не считать того, что никогда он не ощущал большей пустоты внутри. Словно вырвали сердце.
Кейн перекатился на спину и уставился в потолок. Перед глазами безумным калейдоскопом мелькали сцены его обездоленного, несчастливого детства. Мать лишила мужа не только денег, но и гордости, чести и под конец чувства собственного достоинства. И Кейн постепенно станет так же одержим Кит, как его отец — Розмари.
Осознание этого ошеломило Кейна. Поразило. Потрясло. Страсть к этой женщине ослепила его.
Кейн шумно втянул в себя воздух. Пусть Кит хочет его, но это желание не так сильно, как страсть к «Райзен глори». И под желанием по-прежнему бурлила ненависть.
Он решил, что будет делать, хотя это решение ранило острее кинжала. Он скрипнул зубами и поморщился, как от удара, пытаясь найти иной способ. Но так и не сумел. Нельзя позволить женщине украсть у него все, чего лишился отец, а это означает, что отныне лучше к ней не прикасаться. Ни завтра. Ни на следующей неделе. Ни в следующем месяце. Пока он не разрушит чары, которыми она его опутала.
А на это может уйти вечность.
Одна неделя сменялась другой, и постепенно их жизнь вошла в спокойное русло равнодушного, учтивого сосуществования. Они превратились в добрых соседей, которые вежливо кивают друг другу из-за забора, но редко останавливаются поболтать. Кейн нанял еще нескольких работников, и меньше чем через месяц урон, нанесенный огнем, был возмещен. Пора было устанавливать станки.
По мере того как проходило лето, гнев Кит по отношению к мужу сменялся замешательством. Он больше не дотрагивался до нее с того воскресенья, когда вернулся из Чарлстона, и, пока она играла роль послушной жены, принося обеды, заботясь о ванне, относился к ней с неизменной вежливостью. Но не пытался затащить ее в постель.
Кит бродила по лесам в мужском костюме и пыльных сапогах, с карабином Спенсера в одной руке и джутовым мешком, набитым дичью или кроликами, под мышкой. Кейн требовал, чтобы она была дома к его приходу, но в остальном не заботился о том, как она проводит время, и, разумеется, не попрекал тем, что она попирает все правила приличия. Но даже в лесу Кит не могла обрести покоя. Она была смущена, сбита с толку, расстроена.
В один из таких дней она получила письмо от Элсбет.
Дорогая, дорогая моя Кит!
Получив твое письмо с известием о свадьбе с майором Кейном, я так завизжала, что бедная мама едва не упала в обморок от страха, вообразив, будто со мной что-то случилось. Ах ты, плутовка! И подумать только, как убедительно ты жаловалась на него! Положительно, это самая романтическая история любви, о которой мне доводилось слышать! И такое идеальное решение всех твоих затруднений! Теперь у тебя и «Райзен глори», и любящий муж!
Ты должна рассказать мне, было ли его предложение таким же поэтичным, как я себе вообразила. Так и вижу тебя в прелестном платье (том, в котором ты была на выпускном балу) и майора Кейна, стоящего перед тобой на коленях: руки умоляюще прижаты к груди, совсем как мы с тобой представляли. О, моя дорогая Кит (моя дорогая миссис Кейн!), пожалуйста, подтверди, что все мои фантазии — чистая правда!
Надеюсь, ты будешь рада и моим новостям, которые, как я подозреваю, не станут для тебя полным сюрпризом. В октябре я последую твоему примеру! Я уже писала, что провожу много времени с другом моего братца Эдвардом Мэтьюсом. Он немного старше и до последнего времени считал меня ребенком. Смею заверить, что теперь он изменил свое мнение!
Дражайшая Кит, как тяжело я переношу разлуку с тобой! Как бы хотела, чтобы мы всегда были вместе и обменивались секретами о тех, кого мы любим, твоем Бэроне и моем милом Эдварде. Зато теперь, когда ты стала замужней женщиной, я могу задать тебе вопросы, с которыми не смею заставить себя прийти к милой маменьке.
Неужели Евин грех действительно так ужасен, как намекала миссис Темплтон? Я начинаю подозревать, что она не сказала всей правды, ибо подумать не могу, чтобы между мной и Эдвардом могло произойти что-то отталкивающее. О, дорогая, я не должна писать о таком даже тебе, но в последнее время все это просто не идет из головы! Скорее заканчиваю, пока не взбрело в голову спросить еще что-то, столь же неприличное. До чего же я тоскую по тебе!
Твой верный, верный друг Элсбет.
Целую неделю письмо подруги немым укором лежало на комоде. Десять раз она садилась, чтобы ответить, но неизменно откладывала перо. Наконец дальше тянуть стало невозможно. Результат оказался крайне неудовлетворительным, но ничего лучшего не выходило, как ни старалась Кит.
