«Королевский уголок» был местом, совершенно не подходящим для леди – тем более для его жены.
Алекс сделал глубокий вдох. «Она мне не жена», – постарался убедить он себя, но это было не совсем правдой – теперь уже нет.
Он ещё не сделал предложения, но Эммелин станет его законной женой, и больше не будет возмутительных карточных игр, неприятных сюрпризов. О чём это он мечтает? Ведь он женится на ней именно из-за её характера, чтобы его будущее не было скучным и однообразным.
«Чёрт возьми, Эммелин, – выругался про себя Алекс, – пусть с тобой не случится ничего плохого. Ведь впереди нас ждёт совместная жизнь».
В трактире было полным-полно народа, но никто не обратил на него внимания. Седжуик был уверен, что с высоко поднятым воротником и в низко надвинутой шляпе он останется неузнанным, даже если кто-то взглянет на него дважды.
Из того, что ему было видно, он понял, что главные события происходят у большого стола в дальнем конце комнаты. Проталкиваясь сквозь толпу, он в конце концов получил возможность узнать, к чему приковано всеобщее внимание – на середине стола лежала огромная куча монет, которых, вероятно, хватило бы, чтобы выплатить месячное жалованье всем находившимся в комнате. Алекс покачал головой. Неудивительно, что никто не обратил на него внимания, ведь все взгляды были устремлены на двух игроков, готовившихся к финальной партии.
Алекс едва удостоил мужчину взглядом, но, увидев женщину, сидевшую напротив, остолбенел – это была Эммелин и в то же время не Эммелин.
Его модная, эффектная жена была спрятана за парой очков, под простым чепцом и платьем, которое придавало ей такой вид, словно она за несколько часов прибавила в весе два-три стоуна,[7] её кожа потеряла розовый оттенок и стала бледной и серой. Эммелин проделала огромную работу, чтобы обезобразить себя, и ей удавалось так долго выдавать себя за чью-то компаньонку – она, безусловно, соответствовала этому образу.
Затем Седжуик увидел Симмонса, как страж стоявшего за спиной Эммелин, а неподалёку от него Томаса и ещё двух своих слуг, мальчика-посыльного и нескольких горничных – и все они с восторженным благоговением широко раскрытыми глазами смотрели на Эммелин.
– Поменять карты, мисс Троттер? – спросил мужчина, сидевший напротив Эммелин.
– Не знаю. – Поджав губы, Эммелин смотрела на свои карты, а зрители, собравшиеся вокруг стола, все как один затаили дыхание, будто они тоже оказались в затруднительном положении, но ведь в её руках действительно была честь дома. – Пожалуй, эти карты вполне подойдут. – Она покачала головой и улыбнулась мужчине, державшему колоду. – Если только вы не захотите поменять свои.
Мужчина, глядя в свои карты и поправляя шейный платок, обдумывал, как поступить, а потом взглянул на Эммелин и с улыбкой сказал:
– Нет, мисс, так как я уверен, что вы проиграли.
– Доверяете своей интуиции? – Эммелин положила перед собой золотую монету.
– Не делайте этого, Таффри! – взмолился дворецкий герцогини Шевертон. – Вы оставите нас без единого пенни.
Не обращая внимания на его мольбу, мужчина придвинул свою последнюю монету к куче на столе.
Ещё несколько секунд Эммелин не раскрывала карты, нагнетая напряжённость в комнате, а потом выложила их.
– Уверена, что выиграла я.
– Merde![8] – злобно выругался по-французски лакей герцогини, обращаясь ко всем, кто мог его слышать.
Однако его недовольство очень быстро заглушили радостные крики людей Седжуика и слуг из других домов.
– Троекратное ура в честь мисс Троттер! – воскликнул Томас, и дружное «Ура! Ура! Ура!» прокатилось по комнате.
– Она отыграла все наше жалованье, – услышал Алекс, как один из его лакеев говорил другому парню. – Она положила конец мошенничеству этого парня.
Алекс посмотрел на лакея и снова перевёл взгляд на стол. Он не знал, рассердиться ли на Эммелин за то, что она воспользовалась случаем, или дать волю гордости, которая распирала ему грудь, и присоединиться к остальным, благодарившим её.
Эммелин встала со своего места, обняла Симмонса, и обычно сдержанный дворецкий тоже обнял её, а затем, опомнившись, отстранил её и стал подсчитывать монеты и распределять их между челядью Седжуика и слугами из других домов.
– Она жульничала! – завопил Гейтхилл. – Это единственный способ, который у неё был…
– …чтобы наказать этого мошенника, которого вы привели на наши игры? – Симмонс поднялся и с надменным видом повернулся лицом к дворецкому герцогини. – Эти игры были только для нас, только чтобы проводить вечера в дружеской компании, а вам понадобилось привести сюда этого плута и обманом выманить у таких же, как вы сами, слуг их трудом заработанные деньги.
Гейтхилл покраснел, но не стал отрицать вполне обоснованного обвинения.
– Это ещё не конец, Симмонс! – взревел мужчина. – Совсем не конец по большому счёту.
Позади него стояли слуги герцогини Шевертон со своими приспешниками, удручённые и к тому же окружённые обманутыми людьми. Присутствующие в комнате разделились на две части, и Алекс был начеку, не спуская пристального взгляда с Эммелин.
– Хм, – ответил Симмонс с величественным видом иностранной королевской особы. – Теперь уходите, все уходите. Вас больше сюда не приглашают.
Он указал на дверь, и под насмешки и язвительные замечания своих бывших сотоварищей лакеи герцогини были выставлены из «Королевского уголка».
Оставшиеся слуги Седжуика, окружив Эммелин, выражали ей благодарность и заверяли в своей преданности, ведь она вернула им потерянное. И здесь была не только челядь Седжуика, но и слуги и наёмные работники почти из всех домов Мейфэра, начиная с тех, кто служил в респектабельном доме Тоттли, и кончая слугами из домов незначительных титулованных лордов. И все до одного стремились выразить Эммелин своё почтение.
Видя преданный блеск у них в глазах, Алекс подумал, что ни один из этих слуг не говорил бы таких вещей, если бы подозревал, кто она такая.
Подойдя к бару, он кивком подозвал хозяина и, когда тот подошёл, бросил на стойку кошелёк.
– Пусть они пьют, пока хватит этих денег.
«Во всяком случае, – решил Алекс, – несколько кружек эля и бренди сделают их воспоминания о событиях этого вечера довольно туманными».
А что касается слуг герцогини, то они вряд ли станут кому-либо жаловаться. Алекс сомневался, что они захотят, чтобы слухи об их неблаговидном поведении распространились по всему городу.
Взвесив в руке кошелёк, хозяин трактира решил заглянуть в него, словно не совсем поверил себе, и то, что он там увидел, заставило его ухмыльнуться.