Неожиданно в камере стало чуть светлее, и Сибилла оторвала взгляд от темного пола. Ей показалось, что в углу, с правой стороны от двери, появилась какая-то тень, похожая на белую плесень. Тень начала вытягиваться, принимая определенную форму. У Сибиллы стало закладывать в ушах, и она открыла рот, освобождаясь от неприятного ощущения.
«Сибилла», — настиг ее голос матери.
Несколько мгновений она разглядывала прозрачный туман, не уверенная, существует ли то, что она видит, на самом деле, или это всего лишь плод ее воображения. Не считаясь ни с чем, Сибилла отвернулась и стала смотреть через дверную решетку. У нее не было ни малейшего желания общаться с призраком матери или с чем-то там еще, что возникло в ее уставшем от грустных мыслей мозгу.
«Не сознавайся раньше времени, подожди», — увещевал ее голос.
Продолжая смотреть сквозь решетку, она почувствовала, как непроизвольно сжались челюсти, а глаза наполнились слезами. Голос был удивительно похож на голос Амиции, причем не той, больной и дряхлой старухи, а прежней: он звучал вполне отчетливо.
«Признаваться нет нужды, и ты должна продолжать верить мне. Поэтому я снова и снова умоляю тебя сохранить поведанные мной тайны».
Сибилла, не задумываясь, повернула голову туда, откуда раздавался голос.
— Ты хотела, чтобы я хранила твои секреты, только ради того, чтобы сохранить собственную репутацию, — произнесла она шепотом, — даже в том случае, если правда всплывет наружу.
«Она и всплывет, так или иначе. Но только без твоего участия».
— Я тебе не верю и была слишком глупа, доверяя тебе раньше. Я была для тебя лишь покорной игрушкой, ты относилась ко мне, как к жертвенному агнцу. Ты меня просто использовала.
«Не признавшись, ты спасешь себя».
— Ты назвала меня именем женщины, которую ненавидела! — Дыхание Сибиллы прерывалось.
«Все не так, ты многого не знаешь».
— Мне достаточно знать, что вся твоя жизнь прошла во лжи. Как следствие, и вся моя жизнь оказалась покрыта ложью. И теперь — да будет так! — я стану той, кто заплатит по счетам за этот обман. Надеюсь, теперь ты счастлива, мамочка? Счастлива? Тебе же, должно быть, нравится осознавать, что всю жизнь ты лгала всем, включая и тех, кого, с твоих слов, ты любила? И тем, кто любил тебя?
Белесый туман хранил молчание.
— А теперь убирайся! — Сибилла презрительно фыркнула и утерла нос локтем. — Оставь меня в покое, я сделаю то, что должна сделать. И уж в этом возьму пример с тебя.
«Я никогда не оставляла тебя в покое, не оставлю и теперь».
У Сибиллы перехватило дыхание, и рыдания были готовы вырваться наружу. Туман исчез быстрее, чем появился, оставив ее в одиночестве, и камера показалась ей теперь еще темнее, чем раньше. Положив одну руку на грудь, Сибилла прикрыла рот другой и зажмурила глаза, стараясь удержать подкатывающиеся слезы.
Сквозь закрытые глаза ей показалось, что в темнице снова стало чуточку светлее, но теперь этот свет был желтым и реальным. По ту сторону решетки виднелась чья-то тень с зажженным факелом в руках. Сибилла поняла, что это всего лишь один из охранников, который водил факелом во все стороны, стараясь рассмотреть каждый угол ее камеры. С какой целью он это делал, Сибилла могла лишь догадываться. Наконец голова охранника повернулась к кому-то стоящему рядом, заслоненному от Сибиллы каменными стенами.
— Вы действительно желаете войти туда, святой отец? Я и сам мог бы передать эти вещи прямо через решетку. У меня есть четкие указания, что, несмотря на хрупкую внешность, эта особа крайне опасна.
— Можешь не беспокоиться, — послышался в ответ мужской голос, — мне нечего бояться. Я сделаю все, что в моих силах, для этого бедного создания.
Затаив дыхание, Сибилла быстрым движением вытерла глаза и, опираясь на стену за спиной, встала на ноги.
— А ну сидеть! — прикрикнул охранник, освещая ее факелом через решетку, и она снова медленно опустилась на камни. — Я хорошо тебя вижу и предупреждаю, что если ты дернешься, пока я буду отпирать дверь, можешь заранее считать себя покойницей. Поняла?
— Поняла, — согласно кивнула Сибилла.
Пошарив на боку, охранник вытащил связку ключей и, выбрав нужный, вставил его в квадратную пластину двери со стороны коридора. С мерзким визгом решетка подалась внутрь камеры. За спиной охранника маячила чья-то неясная тень.
— Проходите, святой отец, — почтительно произнес солдат, не спуская глаз с Сибиллы, — и ни о чем не беспокойтесь, я буду оставаться рядом до тех пор, пока вы не соблаговолите уйти.
— Благодарю, — ответил священник.
Свет факела остался за спиной вошедшего, и он прямиком направился к пленнице, которая, хотя и сидела, согнувшись, уже узнала эту благородную осанку, колышущиеся волосы и уверенную походку.
Вошедший опустился перед ней на корточки и, участливо погладив правой рукой по голове, положил перед ней сверток. Последующая за этим молитва — Сибилла в этом нисколько не сомневалась — была прежде всего рассчитана на то, чтобы бдительный охранник успокоился. После «аминь» она схватила руки Джона Грея и прижала ладони священника к своему лицу.
— Джон, — только и могла сдавленно прошептать Сибилла.
— Почему все это произошло так быстро, Сибилла?
Она лишь покачала головой, радуясь, что чувствует кожей его тепло. Оказалось невероятным блаженством ощущать рядом с собой в этой вонючей камере кого-то еще, кто ее знал, любил ее семью, любил Фолстоу.
— Сегодня состоится суд, не позже чем через час, — едва слышно сказал Джон, прерывисто дыша. — Если тебя признают виновной по всем пунктам… Сибилла, король вне всяких сомнений, приговорит тебя к смерти.
— Знаю, — ответила Сибилла, вздохнув почти безразлично, и подняла глаза вверх, словно пытаясь рассмотреть собственную судьбу в окружающем мраке. — Вы здесь для того, чтобы заранее исполнить положенный ритуал?
Грей рассмеялся в ответ, едва скрывая досаду.
— Ты же знаешь, я на подобное не способен. Это только…
— …дань вежливости, — закончили хором оба, и это совпадение мыслей заставило Сибиллу почувствовать себя так хорошо и уютно, что она улыбнулась, пусть даже и с грустью:
— Надеюсь, что охрана так не считает?
— Ну что ты! Для всех я здесь только для того, чтобы ты исповедовалась перед тем, как присягнуть королю. — С этими словами он развернул сверток и вложил его содержимое в руки Сибиллы.
— Что это? — спросила она, ощущая что-то завернутое в мягкую материю.
— Во-первых, это чистая одежда, в которой ты предстанешь перед судом. Очень простенькое платье и незамысловатые полотняные туфли. Смею тебя уверить, что большинство заключенных выходили на суд в одежде, куда менее подходящей для такого случая. Кстати, внутри найдется и гребень.
