– Вы балансируете на узкой тропке между верностью королю и неповиновением его представителям, – задумчиво заметил Найджел. – Не хотел бы я столкнуться с вами на этой тропинке, Маклин…
– У меня нет претензий к королю или к его политике, – нахмурился Фрэнсис. – И если бы он завтра призвал меня под свои знамена, я пришел бы к нему вместе с воинами своего клана. Но я всего лишь человек, Дуглас, и я не стану сидеть сложа руки, пока членов моей семьи избивают и убивают, пока мои земли пытается прибрать к рукам завистливый и жадный мерзавец, претендующий на то, чтобы говорить от имени короля. Если, по вашему мнению, это делает меня виновным в измене – что ж, так тому и быть.
– Мне понятны ваши чувства, Маклин. Черт возьми, я даже готов с вами согласиться! Но другие заклеймят вас как изменника, если вы не будете соблюдать осторожность.
Фрэнсис задумчиво поджал губы.
– Я буду соблюдать осторожность, Дуглас. Поверьте, я вовсе не горю желанием получить клеймо изменника и болтаться в петле.
Они продолжили путь в глубоком молчании, пока не добрались до конюшни, где Конрад уже давно поджидал их вместе с одним из конюхов, приготовившим целое ведро целебной грязи. Фрэнсис передал поводья другу, а сам обратился к Дугласу:
– Не знаю и даже не догадываюсь, почему вы вдруг решили вступиться за меня, Дуглас, но благодарю вас за предупреждение. И позвольте вернуть вам ваш собственный совет, – добавил он, понизив голос. – Будьте осторожны… выступать в мою защиту небезопасно.
Найджел очень внимательно посмотрел на него.
– Я вижу, вы не слишком высокого мнения обо мне, Маклин. Но если дойдет до дела, вам еще предстоит убедиться, что я умею постоять за себя. К тому же, даже будучи англичанином, я всегда взвешиваю, стоит ли ввязываться в драку.
Фрэнсис добродушно усмехнулся:
– Давайте скажем так: вам еще предстоит доказать, что вы не робкого десятка, Дуглас.
Он кивнул и вошел в конюшню, а Найджел направился ко входу в замок.
Ни один из них не заметил, как в одном из окон, выходивших во двор, шевельнулась занавеска – в том самом окне, где только что стоял наблюдавший за ними Эдмунд Блейк…
Наступил вечер еще одного невероятно долгого и мучительного дня. Часы растягивались до бесконечности; Энн казалось, что с самого утра ее тело и душа расстались друг с другом: пока она улыбалась и поддерживала разговор с гостями, душа ее мчалась по полям вслед за Фрэнсисом. Ей представлялись страшные картины: погоня, крики преследователей, безжизненное тело Фрэнсиса, распростертое на земле…
Натянутые до предела нервы были готовы вот-вот лопнуть. Она не сомневалась, что холодный, полный недоверия взгляд Гленкеннона останавливается на ней чаще обычного. Он еще не сказал ей ни слова о ее встрече с Фрэнсисом у озера, но ведь Блейк наверняка уже рассказал ему обо всем. Что, если отец усмотрит связь между этой встречей и своим неудавшимся покушением на горца? Не исключено, что Блейк даже видел ее ночью в коридоре!
Ей стало ненамного легче, когда охотники вернулись и она увидела Фрэнсиса в зале, целого и невредимого. Почему он не сбежал, когда ему представилась такая возможность? Неужели он собирается остаться здесь навечно, чтобы мучить ее?!
Ужин и устроенные после него танцы не доставили ей никакого удовольствия. Весь вечер Энн то и дело – вопреки собственной воле – обводила взглядом переполненный зал, отыскивая Фрэнсиса. Впрочем, это не составляло труда: он был на голову выше всех остальных джентльменов. Однако, когда Фрэнсис подошел к ней, она отослала его прочь с таким ожесточением, что лорд и леди Гэлбрейт удивленно покосились на нее. Больше он не пытался с ней заговаривать.
Наконец вечер закончился, она осталась одна в своей спальне и в самом дурном расположении духа принялась в одиночку сражаться с крохотными агатовыми пуговичками на спине платья. Напрасно она отпустила Бесс в деревню ухаживать за заболевшей кузиной. Ей самой сейчас не помешали бы участливые слова горничной и ее ловкие пальцы…
Однако Бесс не бросила свою хозяйку на произвол судьбы – она договорилась с другой служанкой, чтобы та подогрела воду для ванны, и сейчас из-за занавески в алькове уже поднимался теплый пар.
Справившись наконец с последней пуговицей, Энн стянула платье и сбросила вслед за ним тяжелые шелковые нижние юбки. В комнате было холодно, и кожа тут же покрылась мурашками. Обнаженная, вся дрожа, она торопливо прошла за занавеску.
Очутившись в ванне, Энн целиком погрузилась в теплую воду и закрыла глаза. Ей хотелось хоть немного привести в порядок беспокойно скачущие мысли, но даже здесь Фрэнсис продолжал ее преследовать. И почему он не может просто оставить ее в покое?! Сам же ее отверг, ясно дал понять, что она ему не нужна, но всего этого ему было мало. Ему непременно хотелось убедиться, что по первому же зову она опять к нему прибежит, как собачонка! И несмотря на все свое праведное негодование, Энн была вынуждена с горечью признать, что Фрэнсис не так уж далек от истины. Как охотно она отвечала на его поцелуи у озера! Он был прав, когда решил, что победа достанется ему без труда… Ей вспоминались его сильные руки, обнимающие ее, вкус его губ, биение его сердца рядом со своим собственным. Даже сейчас ее тело предательски отозвалось на это воспоминание вспышкой страсти, которую она была не в силах в себе подавить… Проклятие! Приходилось признать, что она все еще его любит. Что ж, остается позаботиться, чтобы он никогда об этом не узнал…
Ей давно уже пора было находиться в постели и видеть третий сон, когда она наконец заставила себя вылезти из чуть теплой воды. Достав полотенце, Энн завернулась в него, поеживаясь от холода, и, выйдя из-за занавески в поисках капота, остановилась как вкопанная. На ее широкой постели, откинувшись на подушки с таким видом, будто в его присутствии в дамской спальне ничего особенного не было, полулежал Фрэнсис.
Энн стояла, оцепенев, не в силах ни двинуться, ни сказать хотя бы слово, ни даже думать, и только смотрела на него, не веря своим глазам.
– Добрый вечер, милая. Надеюсь, ты славно поплескалась в ванне? Ты чертовски долго там возилась, – заметил он с хорошо знакомой ей ленивой усмешкой, пристально разглядывая ее. – Еще немного – и я бы решил к тебе присоединиться.
– Убирайся отсюда сейчас же! – прошипела она, справившись наконец с дыханием и изо всех сил прижимая к груди полотенце. – Считаю до пяти. Если на счет «пять» ты еще будешь здесь, я закричу и не успокоюсь, пока сюда не прибегут охранники. Один… два…
– Кричи, если хочешь, – невозмутимо перебил ее Фрэнсис, – но я не уйду, пока не скажу все, что должен сказать.
