Линнет начала горячо возражать, но Джек перебил ее:
– Я видел вас в вечернем платье, Линнет. Эти низкие декольте – очевидная форма манипулирования… То есть вы пытаетесь произвести впечатление на мужчин, не так ли?
– Какой абсурд! Это вовсе не одно и то же!
– Неужели? – Джек скрестил руки на груди. – В чем же разница?
– А в том, что платье – это намного безобиднее.
– Ну и что? Суть-то не меняется. И платье с низким вырезом – явная уловка для достижения определенного результата.
– А в результате вашей уловки я должна решить, что вы станете хорошим отцом только потому, что можете успокоить ребенка с помощью часов?
– К сожалению, у меня нет времени на долгое ухаживание, и вы это прекрасно знаете. Поэтому сегодня я попытался показать вам, каким я буду отцом. Попытался показать тем единственным способом, который смог придумать с учетом ограниченного времени. Вы говорите, что это – постановка. Но ведь и обстоятельства, в которых мы находимся, – тоже своего рода постановка. Не забывайте: все это придумала Белинда.
– И все же демонстрация своих достоинств за счет Хансборо вряд ли была необходимой. Вы могли бы все объяснить мне на словах.
– Мог. И неоднократно пытался это сделать. Но мои слова на вас не действуют. Вы просто не обращаете на них внимания – не обращаете, когда я пытаюсь объяснить, чем был для меня тот поцелуй в Ньюпорте, не обращаете и тогда, когда я признаюсь вам в любви.
– Тише, Джек! – Линнет осмотрелась, но поблизости никого не было. Правда, некоторые из гостей наблюдали за ними с лужайки, в том числе – леди Трабридж и Хелен Холланд.
– Насколько я помню, все это вас не убедило, – продолжал Джек. – Мои слова отскакивают от вас, как стрелы от каменной стены.
– Неправда! – запротестовала Линнет. – Я не…
– Я мог бы клясться и божиться, что обожаю детей и что я, в отличие от Хансборо, никогда не прикажу няне унести ребенка только потому, что он плачет в присутствии гостей. Но разве мои слова могли бы что-нибудь изменить?
Девушка хотела ответить, но граф тут же снова заговорил:
– А ведь я, в отличие от моего отца, не считаю, что детей надо держать в дальнем углу дома, где за ними присматривает няня и где они месяцами не видят родителей. И я мог бы сказать, что для меня неприемлемо отправлять ребенка в интернат, когда ему не исполнилось и десяти лет. А видеться с родителями такой ребенок может только во время летних каникул. Я мог бы объяснить, что не считаю хорошую взбучку с использованием стека решением любых дисциплинарных проблем.
– Боже правый! – воскликнула Линнет, чувствуя, как болезненно сжимается сердце. – Неужели таким было ваше детство?
Джек отвел глаза.
– И еще я мог бы сказать: стань мой сын хорошим футболистом, я ни разу не пропустил бы церемонию награждения. А любые проблемы в школе я бы посчитал признаком того, что ему необходимо уделять больше внимания, а не проявлением его никчемности. Я бы никогда не насмехался над ним и не унижал только за то, что он – второй сын, а не первый. И я бы ни за что не лишил бы его содержания…
Линнет, ошеломленная, молчала.
– Да, со мной именно так и было, – говорил граф, но теперь он с вызовом смотрел девушке прямо в глаза. – Так что теперь вы знаете все. Мой отец, а вслед за ним и мой брат – оба очень любили напоминать мне о моем ежеквартальном содержании. Они знали, что у меня нет других источников дохода, и развлекались, держа меня постоянно в подвешенном состоянии, мол, захочу – дам, захочу – нет.
Линнет тихо вздохнула.
– Но я же не знала…
– Не важно…
– Нет, Джек, это очень важно, – возразила Линнет; она почти физически ощущала его боль. – Вы должны были сказать мне, объяснить…
– И вы бы мне поверили? – Он криво усмехнулся. – Сомневаюсь. Вы хотели знать, каким я буду мужем и отцом. Но как, скажите на милость, ответить на этот вопрос словами?
– Но сейчас у вас со словами все в порядке.
– Тем не менее я решил, что демонстрация моей любви к детям – самый простой, уместный и наиболее действенный способ все вам объяснить.
Не добавив больше ни слова, граф отвернулся и быстро ушел.
В течение двух следующих дней Джек был идеальным джентльменом. Он надеялся, что по утрам, когда Линнет каталась по парку с Каррингтоном, герцог, говоривший лишь о политике, успевал наскучить ей до смерти. Но он больше не подстрекал герцога, хотя искушение было велико.
А ухаживания Тафтона, к счастью, ни к чему не приводили. Джек заметил, что всякий раз, находясь в обществе маркиза, Линнет старается держаться от него подальше, так что он даже немного жалел соперника. Но, конечно же, Джек не собирался давать ему советы – можно было бы пожевать листья петрушки, к примеру.
А вот виконта Хансборо Линнет, несмотря ни на что, не избегала. И всякий раз, когда они танцевали или оживленно беседовали, тот не сводил горящих глаз с декольте девушки. Глядя на них, Джек придумывал самые разные способы снова выставить виконта в невыгодном свете, но дальше фантазий дело не пошло.
Да, Джек действительно держался как истинный джентльмен – вел, например, вежливые беседы с Линнет и ее матерью за чайным столом. И решительно выбрасывал из головы мысли о том, как заставить Хелен оставить их с девушкой наедине. Если же они танцевали с ней вальс, то не старался прижать ее к себе – напротив, строго следил за тем, чтобы их тела оставались на приличном расстоянии, и во время танца заводил исключительно учтивые и любезные разговоры. А если ему случалось встретить Линнет в одиночестве, то он галантно раскланивался, произносил несколько ни к чему не обязывающих фраз и шел дальше. В общем, был образцовым джентльменом.
Увы, безупречное поведение не приносило пользы. Впрочем, ничего другого Джек и не ожидал. Он старательно соблюдал дистанцию вовсе не потому, что хотел этим чего-то добиться. Просто для него это был единственный способ сохранить здравый рассудок.
Ему удавалось ценой героических усилий строго контролировать свои действия, но он никак не мог обуздать свою фантазию и потому снова и снова вспоминал о поцелуе среди кустов самшита, – а затем начинал думать о том, что могло бы произойти после поцелуя; причем разыгравшееся воображение делало все это абсолютно реальным. И еще он часто вспоминал выражение, появившееся на лице Линнет после того, как они отпрянули друг от друга. Ведь это выражение явно свидетельствовало о том, что поцелуй доставил ей удовольствие. Правда, для Джека подобный успех оказался не слишком большим утешением – ему хотелось постоянно целовать Линнет, а это, увы, было невозможно.
Более того, поцелуи казались восхитительной прелюдией к плотским наслаждениям, мысли о которых часто не давали графу уснуть до утра. И, увы, этим мечтам, скорее всего, не суждено было стать реальностью. Джек придумывал бесконечное количество способов доставить Линнет наслаждение – причем все они принадлежали к разряду, не одобряемому свахами и компаньонками. Мысли эти не давали Джеку покоя ни днем, ни ночью – он будоражили и лишали способности мыслить здраво.
