Они шли по влажной тропке у реки. Порой в воду с шипением падали догоревшие ракеты фейерверка. Стенли сказал, что и в этой войне он хочет принять участие лишь для того, чтобы оказаться подальше от двора и благочестивой супруги. Неожиданно он резко остановился, вглядываясь в сумрак. Анна последовала его примеру. При вспышке пороховых огней они увидели на соседней аллее силуэт рослого человека.
– Это Джон Дайтон, – спокойно сказала Анна, снова беря Стенли под руку. – Он начальник моей охраны, ну а сейчас, видимо, занят тем, что следит, чтобы мы с вами, сэр Томас, не наделали каких-либо глупостей.
В ее последних словах прозвучала усмешка, но Стенли, казалось, этого не заметил.
– Дайтон? – переспросил он. – Сэр Джон Дайтон? Странно, что именно его Глостер выбрал охранять вас.
– Как вас понимать? Да, он не слишком любезен, как и большинство тех, кто окружает моего супруга. Однако следует отметить, что именно Дайтон охранял меня еще в Литтондейле, когда меня повсюду разыскивали люди Кларенса. Но что вам до этого воина?
В темном небе с треском лопнула шутиха, осветив на какое-то мгновение лицо Стенли. Анне показалось, что она видит в лице старого друга то же выражение сочувствия, что и в лица графа Нортумберленда, и в полных печали глазах Оливера.
Все это длилось едва ли секунду. Стенли продолжил их путь вдоль реки.
– Ровным счетом ничего. Но вы, Анна, как бы ни повернулась судьба, помните о старом Стенли. Я был и остаюсь вашим другом.
Анне стало тепло от этих слов, но в то же время она ощутила беспокойство. Стенли был ее другом еще со времен ее паломничества с безумным королем Генрихом в Кентербери, однако уже во второй раз близкий ей человек предрекал несчастье. Она хотела расспросить его, но не успела. Они уже приблизились к толпе гостей, послышалась музыка, и вскоре оба оказались в окружении бегущих цепочкой под музыку молодых людей. Среди них Анна заметила невероятно возбужденную Маделин Герберт. От этой особы можно было ожидать чего угодно, и если при дворе Глостера ее оберегал запрет герцога, то молодые люди двора Эдуарда считали себя совершенно независимыми от воли горбатого брата короля, да и нравы там были куда свободнее. К тому же Маделин цеплялась за руку самого Дорсета, известного ловеласа, и Анна, решив, что пасынок короля не будет особенно церемониться с млеющей пышнотелой красавицей, оставила Стенли, чтобы позаботиться о сестре Уильяма. Когда же на другой день она попыталась возобновить прерванный разговор, Стенли уже пребывал в благодушном настроении, шутил и отмахивался. В конце концов он заявил, что просто поддался минутному разочарованию.
Казалось, в эти дни Ричард позабыл об Анне. Его вовсе не волновало, что его прекрасная жена окружена толпой поклонников и воздыхателей. Он проводил время то с королем, то с Джеймсом Тиреллом, то уезжал куда-то с Робертом Рэтклифом. И снова Анна мельком видела Ричарда с лекарем короля Хобсом.
– Если начнется военная кампания, я хочу, чтобы в моем войске были лучшие медики. Эдуард любезно предоставил мне на это время Уильяма Хобса.
Анна пожала плечами. Она не спрашивала, о чем Ричард совещается с лекарем, и его торопливое объяснение выглядело несколько странньм.
Столь же странно повел себя Ричард и тогда, когда в Ноттингем из замка Ладлоу прибыл повидаться с отцом наследный принц Эдуард. Ричард осыпал его щедрыми подарками, был с ним весел и уделял ему столько внимания, что Анне это напомнило свидания Ричарда с Кэтрин в Сент-Мартин ле Гран. Теперь ее муж почти не уделял девочке внимания. Заметив это, она с удивлением подумала, почему не замечала этого раньше, почему не замечают этого другие. Говорят, дети чувствуют сердцем. Кэтрин теперь уже не любила Ричарда, хотя прежде приходила в восторг, едва заслышав его неровные шаги. Принц Уэльский попался в тот же силок, что и Кэтрин. Увы, в этом не было ничего удивительного. Все шаги герцога просчитаны далеко вперед. Король Эдуард, несмотря на то, что ему нет еще и сорока, не производит впечатления человека, которому суждена долгая жизнь. Впереди у него от силы десятилетие, не более. А увечный герцог Глостер крепок телом, как истинный воин, которому придется немало послужить и при царственном племяннике. И, разумеется, дальновидный дядюшка стремится загодя заручиться его благосклонностью.
Неожиданно Анна забыла и о принце, и о Глостере. В зал вошел юноша лет семнадцати, высокий, длинноногий, с пепельно-русыми, рассыпающимися каскадом волосами. У Анны забилось сердце. Он стоял в проеме двери, залитый струящимся солнечным светом, и Анна почувствовала всем своим естеством, что наваждение грозовой ночи в Сент-Мартине вот-вот может повториться. Только в этот раз сходство было поразительным.
– Кто это? – едва слышно выдохнула она. Находившийся рядом Уильям Херберт услышал вопрос и проследил за ее взглядом.
– Это пасынок короля Ричард Грэй. Заносчив и спесив, как и все остальные родичи королевы. Клянусь мессой, я полностью согласен с вашим супругом, леди Анна. Вся эта клика Вудвилей просто несносна. А этот малый – любимчик Элизабет, хоть и живет с принцем Уэльским в Ладлоу. Его, как и наследника, воспитывает ученый граф Риверс, но все напрасно – в нем нет и не будет блеска истинного аристократа.
Анна почти не слушала Херберта. Странная догадка вдруг пронеслась в ее душе. Элизабет Вудвиль, в замужестве леди Грэй, некогда была возлюбленной Филипа Майсгрейва. С тех пор много воды утекло, и мало кто помнил о давнем романе королевы. Однако младший Грэй неотличимо похож на возлюбленного Элизабет, а значит, их связь не прошла бесследно.
Когда юного Грэя представили Анне, она едва смогла вымолвить в ответ несколько слов. Однако позже сама нашла его и заговорила на ничего не значащую тему, стараясь скрыть дрожь в голосе. Грэй отвечал ей с недоумением, а затем и дерзко. Как ни была поражена своим открытием Анна, она все же не могла не заметить, что юноша действительно и заносчив, и груб, но он был хорош собой, как его отец и мать. Впрочем, благородной сдержанности Филипа Майсгрейва в нем не было ни йоты.
В ту ночь Анна долго не могла уснуть. То, что в семье короля живет сын Филипа Майсгрейва, оказалось для нее потрясением. Дитя той, к которой она всегда тайно ревновала его. Ей вдруг стало и легко, и больно в одно время. Сын Филипа… Его кровь и плоть.
Когда поздно ночью вернулся Ричард и властно привлек ее к себе, Анна впервые заупрямилась.
– Я устала, милорд. Оставьте меня! Оставьте меня в покое, или клянусь, что я, подобно супруге лорда Стенли, дам обет целомудрия до конца своих дней!
Ричард издал невнятный звук.
