– Просто до недавнего времени я занималась своими делами в счастливом неведении о вашем существовании, – ответила она, сердито захлопывая книгу, которую держала в руках. – Теперь же мы, похоже, только и делаем, что беспрестанно сталкиваемся друг с другом.
Ему следовало бы вспомнить о своей клятве держаться от нее подальше, но горечь в ее голосе вынудила его продолжать разговор. Он оперся рукой о полку прямо около головы Кэтрин и умышленно угрожающе навис над ней.
– А меня вот, мэм, раздражает то, что за последние три недели вы никоим образом не дали о себе знать. – Голос у него понизился до хриплого шепота. – Хотелось бы знать: отчего так?
– Отчего? – переспросила Кэтрин, гневно сверкнув глазами. Она сунула ему книгу чуть ли не в грудь, так что он невольно был вынужден ее схватить. – Может быть, оттого, что я по положению считаю себя намного выше вас? – с горечью предположила она. – Или оттого, что мне просто захотелось в свое удовольствие попрыгать на матрасе в спальне у мужчины, а ваша кстати и подвернулась под руку? Или же я просто возжелала осложнить вам жизнь и погубить вашу карьеру? Выбирайте, что больше подходит сейчас вашему переменчивому настроению, Макс.
– Кэтрин, хватит!
Она возмущенно затрясла головой.
– Так все, что я сказала, правда! Ваши полицейские занятия, возможно, по-настоящему мне мало интересны. Так же как и ваше семейство. Безусловно, что вы как мужчина, возможно, не вызываете у меня никакого интереса. Я просто-напросто позабавилась с вами. Скучно, понимаете ли. Короткая же у вас память, Макс.
Ее словам он никогда бы не поверил! По крайней мере, в большую часть из того, что она сейчас ему наговорила. Но в них, тем не менее, таилось жало правды, и Максу до смерти захотелось схватить Кэтрин и как следует потрясти, чтобы у нее зубы застучали. От такой мысли он устыдился себя и разозлился еще больше.
– Хватит, Кэтрин! – прошипел он. – Я не понимаю, о чем вы тут толкуете!
– Я вам толкую о том, мистер де Роуэн, что вы просто продолжаете убежденно верить в выдуманный вами вздор! – Огрызнулась она, поворачиваясь к нему вполоборота, как бы собираясь уходить. – Вы держитесь за него, и поэтому вам больше не нужно будет иметь дело с такими вещами, как близость с другим человеком. Вам никогда больше не придется переживать из-за того, что ваша работа и ваша личная жизнь не стыкуются. Вам больше никогда не будет нужно извиняться за свое неописуемое хамство, когда вы, по сути дела, бросили меня на пороге дома вашей бабушки. И вам больше никогда – слышите, никогда – не придется ломать голову, плевать мне на вас или нет.
Она повернулась и с горделиво прямой спиной направилась к выходу. Макс сунул, не глядя, книгу на полку и, стремительно шагнув вперед, схватил Кэтрин за плечо. Она как ужаленная развернулась к нему. Лицо ее горело неприкрытой яростью.
– Самонадеянный осел! – прошипела она. – Не смей прикасаться ко мне!
Помимо воли он привлек молодую женщину к себе и приник ртом к ее губам. Он зажал ее между собой и ближайшей книжной полкой, с силой притиснув ее к стене из корешков книг и с не меньшей силой проталкивая свой язык ей между губ. С его стороны такое поведение можно было воспринять как неприкрытую, откровенную угрозу физическим насилием. Он арестовывал людей и за гораздо меньшие преступления. И, тем не менее, он продолжал ее целовать в каком-то безысходном отчаянии. Поначалу она пыталась ему сопротивляться, упиралась руками ему в плечи, отчаянно мотала головой, стараясь освободиться от его губ. Стояли они грудь в грудь, колено в колено, так близко, что он слышал бешеный стук своего сердца. Из-под его локтя со стуком свалилась на пол книга, и звук ее падения неожиданно гулко прокатился по библиотеке. А потом Кэтрин затихла. Она приникла к нему, и из горла у нее вырвался тихий звук, подозрительно похожий на сдавленное рыдание.
Гнев он мог понять. Но вот печаль вынести не мог. Макс отпрянул от Кэтрин, ожидая пронзительного вопля или оплеухи, которую вполне заслужил. Но у Кэтрин оказалось более мощное оружие. Она просто стояла, безвольно опустив руки вдоль тела; ладони прижаты к книгам на·полках, бездонные карие глаза раскрыты широко-широко, и в них настороженность и блеск от переполнивших их слез. Не в силах отвести от них взгляда, он машинально поднял руку и поднес ее ко рту, как если бы хотел забрать обратно содеянное. Но уже было поздно. Он сгорал от стыда и сострадал ей так сильно, что, казалось, еще немного – и он просто умрет.
Затем она обеими руками оттолкнула себя от книжных полок. Между ними пролег пробравшийся через окно бледный луч заходящего солнца, в котором безмолвно заплясали сотни золотистых пылинок.
– Я бегать за тобой не буду, Макс, – прошептала она, говоря скорее себе, чем ему. – Я такого удобства тебе не доставлю. Ты ведь этого ожидал? На такое надеялся? Или страшился этого?
Макс опустил глаза и едва заметно покачал головой:
– Я не знаю.
– И я тоже не знаю, – грустно ответила она.
Повернулась и, горделиво выпрямившись, медленно пошла по узкому проходу между рядами полок, по дороге задев подолом платья упавшую книгу.
Он смотрел ей вслед с необъяснимым чувством глубокого облегчения и мучительного страдания в душе.
В дальнем конце прохода, откуда-то сбоку, в столбе солнечного света появился озабоченный клерк.
– Мэм, – сказал он, и Макс предусмотрительно отступил в полумрак, – мы закрываемся. Боюсь, что вам пора уходить.
– Хорошо, – ответила Кэтрин безжизненным голосом. – Да, конечно.
В горле у Макса стоял тугой комок и мешал дышать. Как, черт возьми, он умудрился дойти до такого? Встречаться с ней он не хотел, тем более не хотел возобновлять любовный роман. И тем не менее уход ее разрывал ему сердце. Правда заключалась в том, что во время визита к его бабушке Кэтрин с начала и до конца оставалась искренней и сердечной. Непозволительно вел себя именно он. Ослепленный гневом, он, толком ничего не поняв, просто вышел вон, оставив ее во власти двух сующих нос не в свои дела старух. Слава Богу, Кэтрин не страдала от малодушной глупости. Подобное в полной мере можно отнести на его собственный счет. С отвращением к самому себе он в очередной раз вытащил пробку из бутылки и зло запустил ею в горевший в камине огонь. Пришла пора решиться совершить то, чего он не делал уже более двадцати лет, – надраться. Лорд Честерфилд и его утонченные изысканные маньеризмы могут удавиться.
Над Мортимер-стрит занимался хмурый и промозглый субботний день. Предыдущие несколько дней Кэтрин провела в тоске, и на то были свои причины. Но Изабель, возможно, почувствовавшая, что с племянницей что-то не так, настояла на том, чтобы они продолжали выходить в свет. После того жуткого визита к синьоре Кастелли Кэтрин успела побывать на целой череде балов, музыкальных вечеров и званых обедов. Хуже всего, что мистер Вост не переставал предлагать ей вместе покататься верхом, а сэр Эверард Грант, похоже, твердо решил всерьез за ней ухаживать. Прошлым вечером она танцевала с обоими, а сегодня утром сэр Эверард прислал ей роскошный букет цветов, принимая ее, по всей видимости, за глупенькую дебютантку из провинции.
