Шайна обняла его, обвилась вокруг него всем телом, и не было в мире силы, способной сейчас оторвать их друг от друга.
Шторм продолжал бушевать снаружи, ворочая тяжелые волны, бросая с ладони на ладонь их корабль, сгибая скрипящие мачты. Но что был этот шторм по сравнению с тем ураганом страсти, что ликующе гремел сейчас в душах слившихся воедино, обретших наконец вновь друг друга любовников!
Так, ничто. Легкий бриз.
Утром, когда Шайна открыла глаза, вокруг царила тишина, словно и не было никогда никакого шторма. Яркое солнце весело светило в круглое стекло иллюминатора. В каюте она была одна.
Вытянувшись на узкой койке, Шайна вспомнила вчерашнюю ночь. Вспомнила все – начиная с того момента, когда Габриель спас ее на самом краю бушующей пучины, и до того, как…
Шайна прикрыла глаза и еще раз пережила в памяти ту, вторую часть ночи. Порыв, ураган страсти – неудержимый, сметающий все на пути, – а затем упоительный, счастливый миг покоя, когда все тело, все чувства насыщены любовью до предела и сил остается лишь на то, чтобы погрузиться в легкий прозрачный сон – вместе, рядом, не размыкая объятий.
Однако Шайна не хотела попасть в плен своих иллюзий. Она знала, что подозрения Габриеля не рассеялись и по-прежнему продолжают стоять между ними. И прошедшая ночь ничего в этом смысле не изменила.
Или почти ничего.
Во всяком случае, Шайна знала теперь, что, несмотря на все свои подозрения, Габриель по-прежнему хочет ее, любит, боится потерять.
Так вдвойне спасибо вчерашней ночи! Она зажгла в сердце Шайны не только огонь любви, но и огонек надежды.
Спасибо тебе, шторм! Спасибо тебе, ночь!
Когда карета, увозившая их из Чарлстона, сделала плавный поворот, выезжая на дорогу, ведущую к почти достроенному дому в Фокс-Медоу, Шайна увидела гостиницу – ту самую, куда собиралась добраться в далекую штормовую ночь – ночь ее побега от ужасного пирата Габриеля Форчуна. Интересно, как сложилась бы ее судьба, достигни она тогда этой гостиницы, вместо того чтобы повстречать на своем пути Йена Лейтона?
Йен… Еще с раннего детства, от своей матери Шайна усвоила правило: о мертвых либо хорошо, либо никак. М-да. По-хорошему о Йене думать ей никак не удавалось.
А теперь она возвращается в Фокс-Медоу по своей доброй воле. И если судьбе будет угодно примирить их с Габриелем, она назовет свое возвращение не только добровольным, но и счастливым.
Шайна пристально взглянула на Габриеля, который жадно всматривался в приближающийся Фокс-Медоу – ведь он столько времени не был дома!
После той незабываемой штормовой ночи на борту «Кастла» подозрения вновь поселились в душе Габриеля, победив проснувшуюся было страсть. Во всяком случае, после той ночи близости между ним и Шайной больше не было. Габриель опять замкнулся, отстранился, и, пожалуй, стал присматривать за Шайной еще усерднее, чем прежде. И все же не раз ей удавалось подметить восхищение в брошенном исподтишка взгляде его зеленых глаз. И Шайна понимала, что внутри Габриеля идет борьба между недоверием и любовью, между желанием отомстить и вожделением, между холодом и огнем. Она замечала следы этой борьбы, и в ней вспыхивала надежда. И еще в одном Шайна была уверена: как только ей удастся найти доказательства своей невиновности, они с Габриелем навсегда соединят свои судьбы, и тогда уже ничто не сможет помешать их любви.
Карета выехала на открытое пространство, и Шайна привстала, чтобы увидеть дом. Вот он – почти достроенный, двухэтажный, просторный, с высокой крышей, прорезанной слуховыми окнами. Широкая веранда тянется вдоль всего фасада, а перед нею – клумбы с алыми, желтыми, белыми цветущими розами. В глубине, за домом, угадываются постройки – очевидно, конюшня, прачечная, амбар…
– Ну вот и приехали, – сказала Шайна и удивленно добавила, вспомнив, каким видела этот дом в последний раз: – Да он совсем достроен!
– Почти, – согласился Габриель. – Правда, еще остались кое-какие внутренние работы, покраска. Мебель привезли еще не всю… Но жить можно!
Карета остановилась. Шайна вышла и вслед за Габриелем поднялась на веранду. Оттуда они прошли в дом. Холл оказался выкрашенным в бледно-голубой цвет. Вдоль стены, противоположной входу, поднималась лестница, ведущая на второй этаж. Слева была раскрыта дверь в гостиную, выдержанную в серо-зеленых тонах. Направо находилась столовая – палевые стенные панели с золотым узором, высокие арки потолка. Шайна успела рассмотреть длинный, матово блестящий стол с расставленными на нем хрустальными подсвечниками. Вокруг стола – стулья. Удобные даже на вид, с высокими спинками, обитые золотистым шелком в тон занавесей на окнах.
– Великолепно! – восхищенно сказала Шайна, проходя вслед за Габриелем через другие комнаты. Действительно, некоторые из них еще не были окончательно отделаны, во многих не хватало мебели.
Габриель рассеянно кивнул. Глаза его смотрели куда-то вдаль – задумчиво и отрешенно. Шайна почувствовала укол ревности – ей показалось, что Габриель думает сейчас о своем несостоявшемся браке с Ребеккой, об их неродившихся детях, которые могли бы жить в этом доме, носиться с радостными визгами по этим комнатам, устраивать засады в розовых клумбах…
Шайна заставила себя отогнать эти мысли прочь. Незачем переживать из-за того, что уже нельзя ни изменить, ни исправить. И не стоит ни о чем спрашивать Габриеля. Между ними по-прежнему пропасть, которую она не в силах пока переступить.
Как только был выгружен их багаж, Габриель распорядился разнести его по спальням – часть в свою, часть – в комнату Шайны. Шайна отвернулась, чтобы скрыть свое разочарование. После той бурной ночи на корабле она надеялась, что здесь, в Фокс-Медоу, они заживут как муж и жена, но Габриель явно сторонился ее.
– Я ненадолго уйду, – сказал Габриель. – Если тебе что-то понадобится, только скажи. Слуг у меня, правда, немного, но горничная для тебя всегда найдется.
Шайна молча кивнула. Она дождалась, пока он уйдет, а затем попросила горничную проводить ее в свою комнату, где ей можно будет наконец остаться одной – наедине со своими огорчениями.
Спустились сумерки, но Габриель все еще не вернулся. Горничная принесла Шайне ужин в ее спальню, там же поставила возле горящего камина кувшин с горячей водой и все необходимое для мытья. Спустя некоторое время Бэб – так звали горничную – вернулась, унесла пустые тарелки, помогла Шайне снять платье и переодеться в ночную рубашку.
– Габриель не вернулся? – спросила у нее Шайна.
– Как же, – ответила Бэб, немало удивив своим ответом Шайну. – Хозяин вернулся еще несколько часов назад. Он у себя в кабинете. Хотите, чтобы я позвала его?
