Слуги, несколько напуганные его повелительным тоном, согласно закивали, а Джулиане стоило больших трудов сохранить внешнее спокойствие. Значит, он хочет показать всем, что она была плохой хозяйкой и унизить ее перед собственными слугами…
Неожиданно она поняла, что это было частью его дьявольской спланированной мести. Он хотел лишить ее власти в собственном доме. Конечно, она жаждала мира, как и говорила. Но она не позволит ему из-за глупого каприза уничтожить все то хорошее, что было сделано ее руками в Ллинвидде. Если это входит в его планы, она будет сражаться с ним не на жизнь, а на смерть.
— На этом все, — заявил Рис и указал на двух лакеев. — Ты и ты, распрягайте лошадей. Миссис Робертс, я хочу с вами поговорить. Остальные свободны.
С неутоленным любопытством на лицах слуги послушно отправились справлять свои обязанности, кроме миссис Робертс, которая выжидательно смотрела на хозяйку.
Рис нахмурился, когда увидел, на кого направлен взгляд экономки, но сдержался и произнес:
— Я хочу видеть вас и управляющего в моем кабинете ровно через час. Принесите с собой все учетные книги и прочие бумаги, которые, по вашему мнению, мне следует просмотреть.
Сдержанно поклонившись, миссис Робертс удалилась вслед за остальными. Джулиана осталась наедине с Рисом.
— Давай войдем, прелесть моя, — сладким голосом пропел он.
Его самодовольная улыбка триумфатора вызвала у Джулианы желание залепить ему пощечину, но она сдержалась и решительно направилась к лестнице. Она должна исчезнуть с людских глаз до того, как потеряет контроль над собой. И ей все-таки удалось сдержать себя и достойно переступить порог дома, который она так долго называла своим, — дома, который сейчас захватил этот несносный валлиец.
Едва они вступили в гостиную, Джулиана отшатнулась от Риса, ее глаза засверкали от ярости.
— Я считаю, сначала ты должен был кое-что выяснить, а уж потом все менять по своему вкусу. С тех пор, как я занялась хозяйством, оно приносит твердую прибыль, а это дается упорным трудом. Ведь твой отец разорил, обескровил эти земли.
— Я знаю.
Он подошел к покрытому желтым чехлом столику, сдернул запыленную ткань и бросил свои перчатки на его мраморную поверхность.
— Я знаю, что отец вконец разорил имение оттого, что слишком любил увеселения и крепкие напитки. После его смерти я собирался вернуть Ллинвидду былую славу, как только отберу его у твоего отца. Разумеется, вербовка изменила мои планы, во всяком случае на какое-то время, — горько заключил он, и улыбка исчезла с его лица.
Заложив руки за спину, Воган внимательно оглядел комнату. Хотя мебель по-прежнему была под чехлами, он отметил новые китайские обои и камин, заново облицованный черным мрамором взамен старой, обветшавшей отделки из песчаника.
— Что ж, я вижу, тебе многое удалось здесь восстановить. Но теперь я здесь хозяин и всем заниматься буду сам. Потребуются, разумеется, еще кое-какие изменения.
— Прекрасно, — отрезала Джулиана.
Пусть себе думает, что управляет поместьем. Наивный глупец! Как только он отвернется, любой из слуг прибежит к ней за указаниями! И она станет их давать без всяких угрызений совести. Отлично, мистер Самонадеянность, мы еще посмотрим, как ты будешь управлять поместьем без меня!
— Такое впечатление, что ты удивлена, — нахмурился Рис. — Но ведь ты же понимала, что это произойдет, когда я вернусь. — Он издевательски улыбнулся. — Во всяком случае, ты твердила мне, что первые несколько лет меня ждала. Ты ведь понимала, что я сам буду заниматься Ллинвиддом после возвращения? — Улыбка исчезла с его лица, — Или ты была настолько уверена, что я никогда не вернусь, и об этом просто не думала?
От гнева кровь бросилась Джулиане в лицо, но она сумела сдержаться. Гнев к добру не приведет, напомнила она себе собственный вывод, к которому пришла утром. Правда, безусловно, лучше. Она подняла глаза на мужа и нарочито миролюбивым тоном сказала:
— Когда я думала о твоем возвращении, то всегда представляла, что ты стучишь в дверь и я тебе открываю… Ты заключаешь меня в объятия и целуешь, пока хватает дыхания. А потом рассказываешь обо всех своих злоключениях, а я тебя утешаю. — И заметив, что ее слова привели Риса в настоящее замешательство, добавила: — Клянусь, ни о чем другом я так не мечтала.
Их взгляды встретились, и Джулиане понадобились все силы, чтобы выдержать это испытание. Он подошел ближе. На его лице отражались самые противоречивые чувства, в плену которых он находился в эту минуту, — недоверие, смятение… желание. Последнее чувство, казалось, возобладало над ним.
— Ты ни о чем ином не мечтала, кроме поцелуев? — Он погладил ее по щеке своими огрубевшими пальцами.
Джулиана была совершенно не готова к столь неожиданной ласке. По ее спине побежали мурашки, и он, конечно, это заметил. О Боже, опять это страстное томление, которое он заставлял ее ощущать! Почему шесть лет не смогли разрушить этого чувства? Почему только он один может повелевать ее желаниями?
Инстинктивное чувство самосохранения заставило ее отшатнуться, но Рис уже обнял ее за талию и крепко прижал к своему стройному сильному телу.
— Как я был небрежен! — прошептал он, прижавшись к ее виску. — Я уже много часов с тобой и до сих пор даже не поцеловал тебя!
Джулиана еще не успела сказать, что она вовсе не хочет, чтобы он ее целовал, как он склонился к ней и коснулся ее губ. После прошлой ночи, когда он чуть не изнасиловал ее, она ожидала лишь грубых ласк. Но его поцелуй оказался нежным и ласковым, словно шепот.
В замешательстве она стояла недвижно, с широко открытыми глазами. Рис легко касался ее губ, то дотрагиваясь до них, то на мгновение отстраняясь, распаляя ее этой нежной игрой. Его жаркое дыхание обжигало ей кожу, и она, устав защищаться, расслабилась и закрыла глаза.
Едва ее глаза закрылись, как он с безумной пылкостью овладел ее ртом. Ее пульс участился, грудь стеснилась, и Джулиана почувствовала, как ее все глубже затягивает темный омут соблазна. Но, когда она попыталась сопротивляться, Рис крепко удержал ее голову у себя в руках.
Поцелуй стал горячее, Рис ласкал большими пальцами ее шею, и от его ласк губы Джулианы становились все мягче, все податливее. Побуждая ее сделать поцелуй глубже и чувственнее, он провел кончиком языка по ее сомкнутым губам.
«Я должна его остановить, я не могу позволить ему…» — вяло думала она. Но все происходящее было слишком похоже на мечту, о которой она говорила. Со вздохом она раскрыла губы и услышала стон Риса, с которым его язык проник в восхитительные глубины ее рта.
Собственный стон ей удалось чудом сдержать. Но невозможно было заглушить воспоминания, которые он вызвал в ней этими властными, уверенными ласками, столь же уверенными, как и вступление им несколько минут назад в права владения Ллинвиддом.
