Когда легендарный министр из Парижа поцеловал руку блондинке с пышным бюстом, Наччони грубо хохотнул.
— Матильда бросает свои прелести не в ту воду. Ей никогда не выловить такую большую рыбу, как Талейран. Он здесь лишь затем, чтобы понаблюдать, с кем беседуют Меттерних и Гумбольдт. А чтобы согреть его старые кости, у него есть восхитительная родственница Дороти де Талейран-Перигор.
Марко на мгновение задумался, пытаясь вспомнить невероятно длинный список имен, которые он изучал ранее. Казалось, что каждая титулованная леди и джентльмен из Европы — от правителей до мелкопоместных дворян — собрались в Вене.
— Дороти — вдова племянника Талейрана, и прибыла сюда, чтобы выступить в роли официальной распорядительницы ее дяди. — Усмешка приятеля стала еще шире. — Хотя в другие ее обязанности, несомненно, входит подавать себя на серебряном блюде.
Испытывая тошноту от непристойных замечаний, Марко поставил свой пустой бокал на бюст Венеры.
— Извини, я должен пойти поискать свою жену.
— Жену! — Наччони развеселился. — Ты, должно быть, шутишь.
Не отвечая, Марко отошел прочь, оглядев боковую гостиную в поисках Кейт.
Вплоть до этого момента он даже не осознавал, насколько сложной окажется его миссия. Его мозг в достаточной степени понял и оценил задание и возможные проблемы, но лишь сейчас он прочувствовал, как велико то эмоциональное напряжение, которое потребуется для ее выполнения. Ему показалось, будто его ударили под дых.
Пошатнувшись словно пьяный, Марко прислонился плечом к вырезанному из мрамора украшению в углу, прислушиваясь к звону хрусталя, обольстительному смеху, вкрадчивым речам. Обман и хитрости шелестели в каждом движении великолепно пошитых туалетов. До недавнего времени это было его миром, но не миром Кейт, и неожиданно Марко испытал искреннее презрение к себе за то, что вверг ее в это развратное сообщество. Но, как вольный ветер в открытом океане, Кейт оставалась незапятнанной и свободной.
Исходящий от нее аромат принадлежал; обласканным солнцем цитрусовым, контрастируя с надоедливыми духами других дам и маслянистыми одеколонами джентльменов, которые, казалось, заполняли его ноздри, не пропуская воздух в легкие.
— А, так вот ты где. — Легкая сладость неролии и дикого тимьяна была словно глоток свежего воздуха. — Я думала, что потеряла тебя, — прошептала Кейт.
Заставив себя глубоко вздохнуть, Марко напомнил себе, что не может отдаться сантиментам. Он должен охранять Кейт так, как только способен. Позже будет время разобраться в своих столь противоречивых эмоциях.
— Я как раз осматривался, — сообщил он. — И поприветствовал нескольких старых друзей.
— Полагаю, ты знаком со многими гостями.
— Да, — коротко ответил муж.
Выражение лица Кейт невозможно было определить.
— Что же, это должно облегчить нашу работу.
Марко ответил не сразу. Поодаль он увидел трех мужчин, пристально рассматривавших Кейт. И это не удивило его. На ней было платье серо-голубого цвета с низким вырезом. Глубокий оттенок серо-голубых сумерек оттенял золотистый блеск ее волос и кремовый цвет оголенных рук, а простой покрой платья подчеркивал красивую грудь и тонкую талию.
Один из троицы сказал что-то, и остальные бросили еще один плотоядный взгляд на нее.
Проглотив ругательство и скрипнув зубами, Марко довольно грубо взял Кейт под руку и повел в главную гостиную.
— Мне необходимо выпить, — прорычал он.
У Кейт вытянулось лицо, но она ничего не ответила.
Схватив два бокала с шампанским у проходившего мимо лакея, Марко протянул один жене и быстро оглушил свой.
— Тебе здесь нравится? — спросил он, когда алкоголь расслабил его горло.
— Это очень отличается от подобных собраний в Лондоне, — задумчиво ответила Кейт, — Леди Рентон обсуждала с подругами шокирующее безрассудство, здешних леди. Герцогиню Саган называют северной Клеопатрой, а ее соперница, княгиня Багратион известна как прекрасный обнаженный ангел, так как косит только белые платья с глубоким вырезом из тонкого индийского муслина.
Кейт пробежала пальцем по ободку бокала из граненого хрусталя.
— И здесь же присутствует Анна Протасова, которая, как предполагают, служила как бы испытательницей для гвардейцев, которых Екатерина Великая выбирала для своей постели. — Кейт сделала кислое лицо. — Признаюсь, что не могу не восхищаться их откровенностью. Никто не сможет обвинить их в том, что они скучные эталоны пристойности.
Марко сделал еще один глоток шампанского.
Словно не замечая его задумчивого состояния, Кейт продолжила делиться с ним тем, что услышала от английских гостей.
— Обе леди, как гласит молва, спали с князем Меттерлихом. В последнее время, однако, княгиню преследует русский царь.
— Александр бегает за каждой юбкой, — пробормотал Марко.
— Как говорится, чья бы корова мычала… — сухо заметила Кейт.
Марко испытал горячее желание раздавить бокал, который держал в руке.
— Сейчас каждая леди держит пари о том, сколько времени ему понадобится, чтобы проскользнуть между ее простынями, — продолжила она. — Мужчины также сплетничают. Лорда Стюарта из английской делегации окрестили Тыквой-Забиякой за его желтые башмаки и склонность разжигать пьяные скандалы и драки. Король Дании влюблен в цветочницу… — Кейт покачала головой. — Как здесь предполагают решать серьезные проблемы, если все кругом заняты лишь тем, чтобы выпить, вкусно отобедать и заняться любовью.
— Нас это не касается, — резко заявил Марко. — Он потянул узел своего галстука, желая поскорее покинуть душный зал. — Надеюсь, ты не забыла, что цель нашего приезда — обнаружить определенное лицо.
— Я хорошо понимаю, что мы должны делать, — холодно ответила она. — Когда я его увижу, ты узнаешь об этом первым.
Дальнейший обмен колкостями остановили английский дипломат с супругой. Друг деда Кейт, старший член английской делегации, который еще раньше приметил ее, настоял на том, чтобы представить ее своей супруге.
— Мои поздравления по поводу вашей женитьбы, лорд Гираделли, — вежливо произнес Рептон. — Мисс Вудбридж, то есть леди Гираделли, восторгалась тем, что вы выбрали Вену для свадебного путешествия.
— Это очень романтично, — заговорила его жена. — Не представляю лучшего места, чтобы отпраздновать такое событие. Город известен своими балами и изысканной кухней. А обилие знатных вечеров заставляет Лондон краснеть.
— Богатство и изобилие не единственная причина для того, чтобы покраснеть, — прокомментировал Рептон. — Европейцы ненасытны и в плане удовольствий — в любой форме… — Он прервал свою речь, на лице появилась виноватая гримаса. — Я не хотел вас обидеть, Гираделли.
