– Да, видел. Благодаря Добсону мы в результате получили кошмарную трагедию, к которой привел пикантный скандал между графиней и ее слугой.
– Вот именно. У Агаты, конечно, возникнут определенные трудности, когда она начнет появляться в обществе. Но они несопоставимы с тем позором, который пережила бы твоя семья, если бы вдруг открылась вся правда.
– Мы не единственные, кто знает правду.
– Другие будут молчать. Ведь если правда откроется всем, тогда любого человека, у которого когда-либо были дела с твоей матерью, смогут вымазать в грязи с ног до головы. Я была бы не против устроить такое кое-кому, хотя в конечном счете все сложилось как нельзя лучше. Те, кто участвовал в ее предприятиях, совершенно определенно будут поддерживать ту историю, с которой ты к ним выйдешь.
– Как ты себя чувствуешь? Сильно болит?
– Септимус хорошо поработал и почти снял боль. Кроме того, доктор оставил снадобье, и я приму его, если понадобится. Все будет хорошо. – Она едва удержалась, чтобы не зевнуть.
– Отдыхай, Олимпия. – Брент наклонился и поцеловал ее в губы. – Отдых – лучшее лекарство. А я пойду, мне нужно устраивать Агату. Завтра увидимся снова. О, еще одна новость, которая тебя заинтересует, – сказал он, остановившись. – Твоя тетка Антигона утверждает, что Орсон – отец Джайлза.
– Какая прелесть! А мне она ни словом не обмолвилась, больше интересовалась моим здоровьем, чтобы рассказать потом Илаю. Орсон будет добр к мальчику. Думаю, он возьмет на себя заботы обо всех них, потому что в общем-то они одна семья и их нельзя разделять. Орсону хватит ума, чтобы понять это.
– Вот и хорошо. Я как раз думал об этом. Отдыхай, любимая. Скоро увидимся.
Олимпия посмотрела, как за ним закрылась дверь, и вздохнула. Не было сомнения: Брент очень переживал за нее, – но она рассчитывала на большее. Олимпия чуть не рассмеялась над собой из-за тех фантазий, которые посещали ее, когда она приходила в сознание и ей обрабатывали рану. Олимпии тогда привиделось, что Брент, узнав, что она выживет, подступил к ее постели со словами о вечной любви. Она даже представить не могла, что склонна к такому девическому полету фантазии.
«Но то была всего-навсего глупая мечта», – решила она и закрыла глаза. И даже если Брент признается ей в вечной любви, то она еще подумает, принимать ли это признание всерьез. Он не замечал, что носит в сердце призрак прошлого. В его сердце все еще оставался образ Фейт. Он до сих пор винил себя за то, что случилось с ней. Теперь к этому добавилось чувство вины за преступления матери и за то, что он не смог вовремя защитить Агату, а теперь еще и ее, Олимпию. Но не в ее силах избавить его от этих переживаний. Он должен был сам избавиться от них.
Вопрос заключался в том, следовало ли ей принять признание в любви и остаться с ним в надежде, что он найдет в себе силы избавиться от чувства вины, для которого не было причин. Это чувство действовало на него как яд, но только он один мог очистить от него свою душу.
Слишком уставшая, чтобы прийти к какому-либо выводу, и понимая, что все это лишь ее догадки, так как Брент еще не признался ей в любви, Олимпия решила, что пока будет выздоравливать и набираться сил.
* * *Брент отвез Агату назад в их городской особняк. Он понимал, что надолго здесь они не задержатся: воспоминания о том, что здесь произошло, были слишком свежи, – однако ему следовало оставаться в городе до тех пор, пока Олимпии не станет лучше.
Когда же они с Агатой устроились в малом салоне, чтобы выпить чаю и немного перекусить, Брент внимательно посмотрел на нее, но не увидел никаких признаков переживаний.
– Как ты себя чувствуешь, Агги?
– Все будет отлично, Брент. Я перепугалась, когда Минден попытался увезти меня. Мне, конечно, больно знать, что мать отдала меня ему, но теперь все прошло. И я уже давно знала, что мы все ей абсолютно безразличны. – Агата вздохнула. – Такое трудно было переносить, пока я была ребенком и пыталась изо всех сил угодить матери. Но со временем стало понятно: сколько я ни старайся – сколько все мы ни старайся! – это бессмысленно. Мы ведь не могли упрочить ее положение в обществе или набить кошелек. Отвратительная правда, но я с ней смирилась.
– Мне следовало быть рядом с тобой, не оставлять в ее власти.
– Брент, по-моему, тебе нравится брать на себя вину за то, что ты не смог бы изменить. Мать все равно делала бы то, что считала нужным, и не думала бы о том, где ты находишься в данный момент. Она просто поменяла бы тактику. И еще… Знаешь, я прожила с ней намного дольше, чем ты, но мне никогда и в голову не приходило, насколько она преступна. Для меня все это настоящее потрясение, которое еще нужно пережить.
– Мне кажется, ты слишком быстро меня простила. Я замкнулся в своем мирке и не обращал внимания ни на что, кроме своих желаний. Напивался слишком часто и был абсолютно бесполезен для тех, кто нуждался в моей помощи.
Агата улыбнулась и похлопала брата по руке.
– Ты очень горевал. Я думаю, что ты изо всех сил пытался не верить в то, что наша мать заранее знала, что случится с Фейт, когда она продаст бедняжку в то заведение. По-моему, она действительно знала, но я сама поверила в это только после того, что случилось со мной.
– Ты знала о Фейт?
– О да. Мать любила устраивать секреты изо всего, но была жутко самоуверенная и слишком пренебрежительно относилась ко мне, поэтому кое-что всегда выплывало наружу. Я знала много, намного больше, чем было бы возможно, если бы она была более внимательна.
Брент тотчас забыл о своем чувстве вины.
– Что именно ты знаешь, Агги? Этого будет достаточно для того, чтобы наказать тех, кто действовал с ней заодно или знал, что она вытворяла? Ты знаешь, кто помогал ей скрывать преступления?
Агата улыбнулась еще шире:
– Да, конечно. Мне многое известно. Но с чего начать?
Уже скоро граф понял, что младшая сестренка не хвасталась. Еще совсем маленькой она начала шпионить за их матерью. Агата тогда услышала о таких вещах, какие было непозволительно знать любой юной леди. Однако Брент не мог усидеть на месте от волнения, когда сестра принялась выкладывать все, называя имена и сообщая места, где находились документы, которые могли подкрепить его обвинения. Агата даже знала, сколько мать заработала за это время и где прятала деньги.
– Господи, но почему ты ничего не рассказала раньше?
– Ты бы никогда до них не добрался. Мать всегда была начеку. Она не доверяла тебе. И при всем своем безразличии к нам очень уважала за острый ум и решительность, поэтому и не выпускала тебя из виду – чтобы быть во всеоружии. – Агата пожала плечами. – Я для нее – ничто. Поэтому и не представляла угрозы.
