– Боюсь, весь этот вечер – голубая смерть, – заметил Мэдфорд. – А теперь зачем я, собственно, сюда пришел. – Он полез в кармашек для часов и вытащил медный ключ. Подбросив ключ и поймав в ладонь, Мэдфорд протянул его Джордану. – Вот. От твоей комнаты.
– У меня уже есть ключ от моей комнаты, – нахмурился Джордан. – Так что спасибо. – Его рука также нырнула в кармашек для часов и извлекла оттуда еще один медный ключ.
– Нет. – Виконт выхватил ключ из руки Джордана. – Этот от моейкомнаты. Видишь ли, я недавно видел Лили, – продолжал Мэдфорд в ответ на вопросительный взгляд Джордана, – и она сказала мне, что, размещая нас, перепутала комнаты.
– Я всегда останавливаюсь в одной и той же комнате, когда приезжаю в Колтон-Хаус, – заявил граф.
– Останавливался, мой дорогой, – с ироничной усмешкой поправил Мэдфорд. – Теперь в прошедшем времени. Потому что теперь в поместье Колтон-Хаус – новая хозяйка. И как мне кажется, у нее имеются собственные соображения о том, где кого размещать.
– Временами я все еще забываю, что Колтон сковал себя узами брака. Впрочем, не важно. Мне все равно, в какой комнате ночевать. Здесь все комнаты хорошие. – Граф спрятал новый ключ в карман.
В этот момент вернулся слуга с подносом, на котором стояли два стакана. Джордан поменял свой стакан из-под бренди на стакан с джином, а Мэдфорд с улыбкой взял свой. Слуга тотчас откланялся и исчез в толпе гостей.
– За вечер, который стал голубой смертью! – повернувшись к Джордану, виконт поднял свой стакан.
– Отлично! – засмеялся Джордан. – Значит, за вечер, который стал голубой смертью, что бы это ни означало.
– Скажи-ка мне, Эшборн, – с самодовольной ухмылкой проговорил Мэдфорд, – ты по-прежнему способен выпить больше меня? Помнишь, как раньше, в университете…
– Ты серьезно, Мэдфорд? – Граф с удивлением поднял брови. – Ты действительно собираешься бросить мне вызов?
– Знаешь, думаю, что да, – кивнул виконт. – Так ты намерен проболтать весь вечер – или начнем?
Неуверенно держась на ногах, граф поднимался по лестнице. Черт бы побрал этого Мэдфорда! Парень устроил отличный спектакль, – но какой же он глупец, если решил, что без тренировки, всего лишь изредка пропуская рюмочку перед ужином, мог выпить больше него, Джордана. Так что его вызов с самого начала был обречен на поражение. Однако же… своей победе Джордан не очень-то радовался.
Он выпил три стакана этой дряни, прежде чем Мэдфорд признал свое поражение. В результате у Джордана немного болела голова, и эта боль не исчезла полностью, как бывало вечерами, которые он проводил с Колтоном в Кембридже. Да, напиток по-настоящему дрянной, но он хотел доказать, что Мэдфорд на его счет ошибался.
Поднявшись наверх, граф оглянулся на темную лестницу и только потом направился к своей комнате. Он сунул руку в карман в поисках ключа, но тут же щелкнул пальцами, кое-что вспомнив. Да, точно! Ему ведь определили другую комнату, и Мэдфорд передал ему другой ключ.
Граф извлек, наконец, из кармана ключ и несколько мгновений размышлял, припоминая указания Мэдфорда. Очевидно, его новая комната располагалась в противоположном конце коридора. Джордан развернулся и пошел туда.
К черту жен и хозяек особняков, которые меняют эти проклятые комнаты! Вот что обрел Колтон, женившись! Женщины всегда хотят что-то изменить. Они не понимают, что иногда лучше все оставить так, как есть. Нахмурившись, Джордан продолжал свой путь.
Он не пошел спать после того, как удалился Мэдфорд, – остался разговаривать с Девоном у него в кабинете, а теперь направился в свою комнату, чтобы ускользнуть от последних аккордов бала. Боже упаси возвращаться в зал и встретиться с Энни. Нет-нет!
Ему потребовались невероятные усилия, чтобы сделать вид, что они с ней просто знакомые. Чтобы забыть, что произошло у него в поместье. Чтобы забыть, что ее кожа на ощупь как атлас, а волосы похожи на шелк. Звонкий смех Энни действовал на его нервы словно бальзам, а ее странные нелепые выходки часто напоминали Джордану его собственные. По крайней мере в ту пору, когда он был моложе. У Энни была страсть к жизни, как когда-то и у него самого. И у нее были вера и надежда, то есть то, что он давно утратил. Джордан глухо застонал. Энни напомнила ему о том, что ему следовало забыть. Напомнила о тех вещах, которые вызвали в нем желание… чего-то такого, что не поддавалось объяснению.
Да, Энни заставила его забыть все клятвы, которые он сам себе давал, заставила его почувствовать себя молодым, каким он был до Джорджины…
Джордан помотал головой, пытаясь избавиться от неприятных мыслей. Пять лет он не позволял себе вспоминать ее имя – а теперь вот, пожалуйста, вспомнил, не смог задвинуть прошлое в самые отдаленные уголки памяти. И виновата в том Энни – он точно это знал, потому что не испытывал подобных чувств, пока его не попросили присмотреть за девушкой.
Джордан подошел к двери в самом дальнем конце коридора и немного повозился с ключом в замке, прежде чем повернуть дверную ручку и толкнуть ногой массивную дубовую дверь.
Он ввалился в едва освещенную комнату и закрыл за собой дверь. Странно… Почему камердинер не дождался его и лег спать?
Граф прищурился, вглядываясь в темноту. По обеим сторонам широкой кровати горели только два подсвечника, а полог над кроватью… Да, верно, полог отбрасывал тень, но через прозрачную ткань он разглядел силуэт темноволосой женщины, которая сидела, откинувшись на подушки.
Джордан потер кулаками глаза и двинулся вперед. Николетта? Нет, не может быть.
Сделав еще два шага к кровати, он остановился, затаив дыхание. Нет, это не Николетта!
– Энни!.. – выдохнул Джордан.
Она полулежала на кровати в прозрачной нижней рубашке, и одного только декольте было достаточно, чтобы у Джордана чуть глаза не вылезли из орбит.
– Добрый вечер, милорд. – Она едва заметно кивнула и улыбнулась.
– Мне не стоит спрашивать, что ты здесь делаешь, да? – простонал граф, на мгновение прикрыв глаза.
– Наверно, не стоит, – согласилась Энни.
Джордан подошел к кровати.
– Ты что-то задумала, да? – Он пристально посмотрел на нее.
Энни протянула к нему руки и обняла за шею, привлекая к себе.
– То, что я задумала, совсем никуда не годится, – шепнула она Джордану на ухо.
Граф не мог оторвать от нее глаз. Опустившись на кровать, он смотрел на ее чувственные влажные губы.
