И в самом деле – Ролло, вздрогнув, отвел от лица кинжал. С довольной улыбкой Эмма увидела, что струйка крови стекает по его подбородку и Ролло, склонившись к своему отражению, разглядывает ее. Неожиданно он повернулся и посмотрел прямо в ее сторону. Эмма в страхе спряталась за ставнем. «Неужели он почувствовал мой взгляд? Воистину, это сам нечистый!»
Она долго не осмеливалась взглянуть на своего врага, пока ее внимание не привлек лязг стали. Осторожно приблизившись к окну, она увидела, как Ролло, держа в каждой руке по мечу, ловко отбивался от двоих наседающих на него норманнов. Схватка их была столь яростной, что девушка не сразу поняла, что это всего лишь потешный бой. Ролло нападал, отступал, аэрировал удары. Молнии клинков сверкали сквозь поднятую сражавшимися пыль, то скрещиваясь со звоном в брызгах искр, то со свистом рассекая воздух. Несмотря на то, что на ярла наступали с двух сторон, он отбивался со спокойной уверенностью и даже порой кричал что-то шутливое своим противникам. Его литые мускулы перекатывались под смуглой блестящей кожей, сплетаясь, как змеи. Несмотря на внушительную комплекцию, викинг двигался удивительно легко, пожалуй, даже грациозно. Каждое его движение выдавало звериную гибкость и силу мышц. Несмотря на то, что бой был потешным, силы и стремительности его ударов хватило бы, в случае небрежности противников, чтобы тотчас отправить их в иной мир или, при благоприятном исходе, тяжело ранить. Но и противники Ролло не уступали ему в мастерстве. Столпившиеся вокруг викинги возбужденно шумели, подбадривая бойцов. Привлеченные схваткой дети с восторгом глазели на нее, хлопая в ладоши и смеясь. Даже возившиеся со скотиной женщины бросили работу, приблизились и застыли, не в силах отвести взгляд.
Эмма вдруг тоже поймала себя на том, что, как завороженная, следит за поединком. Это поразило ее. Что могло быть захватывающего в опасной игре этих палачей? Она и раньше не раз видела, как бьются в селении парни на палках или упражняются, приезжая в Гиларий, вавассоры Фулька Рыжего. Ей нравилось наблюдать за ними, но ничего, кроме любопытства, она не испытывала. Сейчас же на какое-то время она даже забыла о своей ненависти к норманнам, захваченная красотой и совершенством поединка.
«Как грозная песня… Песня?.. – печально подумала она. – Боже, храни бедных франков от столь искусных воинов тьмы».
Она видела, как Ролло, не переставая улыбаться, поймал на сверкающее лезвие меча клинки своих противников, оттолкнул их и, отскочив, вновь ждал нападения, сверкая ослепительными зубами. Помимо воли Эмма испытывала смутное влечение к варвару и гневалась на себя за это. В конце концов она процедила сквозь зубы со ставшей уже привычной злостью:
– О, чтоб вы искромсали друг друга, пожиратели падали!
Но несмотря на то, что поединок длился довольно долго и продолжался в неослабевающем темпе, выносливость не подводила северных воинов, а ловкость и изощренность их выпадов, казалось, не имеет себе равных.
Наконец Ролло, увернувшись от одного из противников, свалил его неожиданным ударом ноги. Аевой же рукой, отбив выпад, он задел мечом оставшегося на ногах бойца. Случись такое в настоящем бою, этот разящий удар мог бы оказаться смертельным, но Ролло успел умерить на полдороге силу клинка и отскочить в сторону. Однако на плече противника все же проступила кровавая отметина. Воины вокруг зашумели, громкими криками выражая одобрение предводителю, а тот, неудержимо смеясь, помог подняться упавшему викингу и подошел глянуть на рану другого, сделав по пути знак женщинам. Одна из них тут же приблизилась, и Эмма с негодованием узнала в ней Тетсинду.
Больше она не смотрела на площадь. Отступив в глубь башни, Эмма опустилась на колени и стала читать молитву, ибо испытывала странное волнение и чувствовала, что сейчас ей просто необходима умиротворяющая сила Господнего слова.
Ближе к вечеру среди норманнов началось заметное оживление. Они вновь развели костры и принялись забивать скот. По рукам снова пошли гулять бурдюки с вином. Когда же туши жарившихся животных зарумянились, норманны приказали пленникам отнести их куда-то. Следом катили бочонки с вином.
Эмма, отойдя от окна, одиноко сидела на своем ложе, поджав ноги. Скоро небо в проеме окна окрасилось в багрово-лиловые тона заката, и в башне стало темнеть. Тетсинды все не было. Пришел Юдик, и Эмма немного отвлеклась, накормив его остатками обеда. Мальчик набегался за день и вскоре стал задремывать, сонно бормоча, что сегодня ему один воин давал подержать свой кинжал и угощал сладким.
Когда окончательно наступили сумерки и в окошко заглянула первая звезда, появилась, наконец, и Тетсинда. Вдова была оживленна, от нее попахивало вином. Приблизившись, она разложила на меховом покрывале перед девушкой светлую ткань и стала неловко зажигать светильники.
– Что это?
Тетсинда высекла, наконец, огонь и подправила язычок фитиля в лампе. Эмма с удивлением увидела на ложе замечательное женское платье из прекрасно выделанной белой шерсти с мягким ворсом.
– Это велел тебе надеть господин Ролло, – важно проговорила Тетсинда. – Он приказал мне доставить тебя к норманнам на пир.
Эмма немедленно вскинула голову.
– Я никуда не пойду.
– Так я и знала, – сокрушенно кивнула Тетсинда, но затем опустилась у ложа на колени и стала ловить руки девушки, которые та в раздражении вырывала.
– Послушай меня, Эмма. Ты ведешь себя, как неразумное дитя. Твоего защитника Атли здесь нет, и если этот норманн велел, то разумнее будет подчиниться. Они ведь все равно тебя туда притащат, но лучше все-таки не гневить их. Ведь ты же не хочешь, чтобы все повторилось? Пока этот Ролло настроен благодушно и, даст Бог, не причинит тебе вреда. Будь же умницей, Птичка. Ты ведь для них такая же рабыня, как и я.
Эмма прикрыла глаза, пытаясь справиться с омерзительной дрожью во всем теле. Возможно, Тетсинда и права. Но как тяжело свыкнуться с мыслью, что ты всего лишь невольница!
– Но наряжаться я не стану. Мне не нужны его подношения!
Тетсинда ласково погладила мягкую ткань платья и покачала головой.
– Его возмутит пренебрежение, с которым ты относишься к его дару. Он бешеный и может прибить если не тебя, так меня. За то, что не исполнила приказ.
Она не без лукавства покосилась на девушку, но спрятала улыбку, увидев, что Эмма, покорно вздохнув, стала распускать шнуровку туники.
Тетсинда с готовностью принялась помогать: подала платье, приняла старую одежду, суетилась, оправляя складки.
Эмма растерянно оглядела себя. Она еще никогда не носила столь длинных одеяний, полностью закрывающих ступню. Ткань была удивительно мягкой, но чуть покалывающей, что невольно напоминало прикосновение мыльной пены. Эмму несколько смутило, что одеяние столь плотно облегает ее, однако Тетсинда с одобрением оглядывала девушку. Это светлое, словно из тумана, платье в темном покое подчеркивало изящество ее стана и безупречную красоту рук. Тетсинда схватила гребень и стала торопливо приглаживать длинные распущенные волосы Эммы, но та нетерпеливо отвела ее руку.
