Каждый вечер театр был переполнен. Пришлось давать дополнительные представления. Наконец-то Том смог вздохнуть с облегчением. И хотя долгов у него было более чем достаточно, все же его казна несколько пополнилась, и появилась надежда, что удастся привлечь новых кредиторов. Над ним перестала нависать угроза, что «Белая лилия» рухнет и окажутся на мели все, кто зависит от него. И случится это прежде, чем «Джентльменский эмпориум» оправдает надежды Тома и Генерала.
Казалось, Венера в исполнении Дейзи настолько разогрела публику, что всему, что они поставили бы после, был гарантирован успех. И не имеет значения, в каких нарядах девушки на сцене – фей, пираток или легкомысленных девиц. Том мог бы нарядить их лошадьми и выпустить на сцену.
Конная тема!
Да, подобная мысль доказывала лишь одно: стоит немного отойти от привычного, как тут же появляется вдохновение.
Том вспомнил о деревянной лошадке по имени Чертовка. Он вдруг представил себе, с каким удовольствием ватага маленьких мальчишек будет весело скакать на игрушечных лошадках. Им очень понравилось бы представление с лошадками.
А может быть, с куклами.
«Она была права, – сказал Генерал. – Ты сражайся. Даже по-черному, если понадобится».
Вот такой простой способ иметь все, что хочешь.
Том спорил сам с собой, пытаясь понять, что лучше – согласиться с невозможностью иметь то, чего он так жаждет, или искать способы для достижения цели?
Уже несколько ночей Том провел без сна, прислушиваясь, не скрипнет ли ступенька лестницы под ее ногами.
Он видел Сильвию только на сцене феей, пираткой, легкомысленной девицей. Желанной, но чужой – яростной и гордой.
Том хотел найти и искал другие женские руки и ладони. Он надеялся, что они помогут ему вспомнить, как легко страсть может заставить забыть обо всем на свете и как просто получить удовольствие безо всяких осложнений.
Но уже на полпути к «Бархатной перчатке», где наверняка тосковали о нем, у Тома пропадало всякое желание. Вместо этого, потягивая виски и думая о планах на будущее, он проводил очередной вечер в своем кабинете. Том много размышлял, не без удивления и горечи, о тех людях, которые, как он подозревал, стали ему дороже всего на свете. О карлике-хореографе и стареющей диве, о маленьком мальчике с деревянной лошадкой по имени Чертовка и о красивой, эмоциональной, до боли нежной балерине, умеющей заниматься любовью так, словно она танцует и сражается за жизнь.
Конечно, он знал, где комната Сильвии. Конечно, он мог смирить свою гордость и пойти к ней.
Но все, что ни делается, к лучшему. Она уедет, и жизнь – Том знал это – будет и без нее иметь продолжение.
Постаревший Огастус Бидл выглядел не слишком хорошо, но Генерал, к своему удивлению, не испытал от этого особого удовлетворения. Волосы старика, некогда напоминавшие львиную гриву, основательно поредели, а на лбу появились большие залысины. Пять – как подсчитал Генерал – на одинаковом расстоянии друг от друга морщин на лбу напоминали нотный стан, ожидающий, когда на нем появятся ноты музыкальной композиции. Известный своей поджаростью, Бидл превратился в человека с брюшком и, очевидно, по утрам с трудом застегивал свой жилет.
Оценив не совсем респектабельную внешность давнего знакомого, Генерал предположил, что женитьба на темпераментной балерине, казалось, связана с большими проблемами, нежели Огастус мог ожидать.
Странно, но при этой мысли Генерал все-таки испытал определенное удовлетворение.
Они вежливо раскланялись, не упустив момент, чтобы окинуть друг друга оценивающим взглядом. Генерал заметил, что Бидл, взглянув на его костюм, по всей видимости, прикинул стоимость оного. Во взгляде старика промелькнуло одобрение.
То, что Генерал всегда проигрывал Бидлу ростом, он компенсировал озарениями. В этом, во всяком случае, Бидл никогда не мог с ним соперничать.
– По тебе тосковали, – сказал наконец Бидл. – Твои идеи постановок остались непревзойденными, и твое чутье к хореографии…
– Это было давно, Бидл, – сухо ответил Генерал, давая понять, что весьма сомневается в искренности сказанного.
Бидл криво улыбнулся, признавая, что Генералу удалось его задеть.
– У тебя – исключительный талант, и я с удовольствием с тобой работал. Если у тебя когда-нибудь возникнет необходимость…
– Я счастлив там, где я сейчас. – Генерал на секунду подумал о Дейзи – теплой, округлой, честной, доброй и гордой Дейзи. – Очень счастлив.
– Я хотел бы сказать, что благодарен случаю иметь возможность извиниться за недопонимание.
– Мария была не «недопониманием», Бидл.
Генерал давно простил Билла. Тем более что не их давняя дружба именно Билла сделала виновником того, что Мария полюбила не низкорослого Генерала, решившего утопить свое разбитое сердце в алкоголе. Но сейчас Генералу было необходимо, чтобы этот человек действительно чувствовал себя виновным – не в своей тарелке.
Иначе говоря, нужно было, чтобы Бидл был готов оказать ему услугу. Сегодня это единственная задача. К счастью, Том Шонесси не был посвящен в планы Генерала.
Хотя миссия, которую добровольно возложил на себя Генерал, была всецело в интересах Тома.
Генерал спросил, придав голосу твердость и несколько дерзко:
– С Марией все в порядке? Бидл устало улыбнулся:
– Да.
Генерал выдержал паузу ровно настолько, чтобы Бидл почувствовал неловкость.
– Тебе известно что-то о «Белой лилии», Огастус? Легкая, благодарная улыбка.
– Да. Театр Тома Шонесси. Красивые девушки.
– Думаю, тебе интересно узнать, Огастус, что я создал собственный кордебалет из очень талантливых танцовщиц. И они все наняты «Белой лилией».
Глаза Огастуса Билла широко распахнулись.
– Где я могу их увидеть?
– В том-то и все дело, Огастус. Они появятся только на сцене нового грандиозного развлекательного центра под названием «Семейный эмпориум».
– Это идея Шонесси?
– Да.
– В таком случае не приходится сомневаться, что эти представления будут иметь бешеный успех.
– Без сомнения, – согласился Генерал. – И я хотел бы попросить тебя об одной услуге, Огастус.
– Все, что угодно, – поспешил ответить Бидл.
– Мы хотели бы получить благословение знаменитых личностей. Точнее, хорошо известного знатока балета.
На мгновение Бидл задумался и довольно улыбнулся:
– Это, мой друг, будет не так уж сложно.
В тихой, залитой солнечным светом комнате Сильвия вместе с Жозефиной занималась починкой костюмов. Из за стенки доносились размеренный стук молотков и едва слышные голоса рабочих, незлобно переругивающихся между собой. Покой в комнате нарушила экономка:
