— Ты… ты в разводе с Алисой?
— Уже больше трех лет. Не считал нужным шокировать население на Сент-Саймонсе. Тебе я говорю именно на случай, если я такой дурак, что попытаюсь снова. Не хочется, чтобы ты считал своего милейшего братца двоеженцем. — Он протянул руку. — Удачи тебе, Хорейс. Когда я трезв, ты мне нравишься. Сожалею, что слишком часто прикладывался к бутылке. От этого не становится лучше.
Хорейс пожал ему руку.
— Тебе тоже удачи, Джим. Мне жаль, что ты не хочешь подождать появления нового ребенка.
— Боюсь. Вдруг это будет мальчик. Мне этого не перенести.
— Ты уверен, что правильно делаешь, — уезжаешь, не прощаясь больше ни с кем?
— Все знают, что мои чемоданы отосланы вчера, зачем затягивать тяжелое прощание? Я понимаю, что это кажется безобразием, но я не в состоянии говорить последнее «прощай». Особенно, раз папа болен. Ведь это действительно будет последним прощанием.
— Тогда, я думаю, лучше тебе уехать сразу. Дебора с минуты на минуту вернется из Розовой Горки. С нею может и Мэри приехать.
— И оставить больного папу? Это не в правилах нашей сестрицы. Но ты прав. Я затягиваю отъезд.
— Хочешь, чтобы я проводил тебя к лошади?
— Нет.
Они опять пожали руки друг другу, Джим взял свой саквояж, нахлобучил старую касторовую шляпу, вышел в последний раз через парадную дверь по широким ступеням и пропал из вида, повернув за первый поворот извилистой дороги. Хорейс смотрел из высокого окна его собственного дома.
Предчувствие Джима подтвердилось. Новый ребенок был мальчиком, его назвали Хорейс Эббот Гульд. В доме целыми днями шли приготовления к празднеству, задуманному на тот день, когда ему исполнится месяц.
— А когда я родилась, мама, тоже были гости? — спросила шестилетняя Джейн.
— Нет, милая, но это не потому, что мы не были тебе так же рады. У нас тогда не было своего дома и денег было немного.
— А теперь у нас очень много денег?
— Нет. — Твой папа еще выплачивает дяде Джиму за дом и землю. Но у папы очень хорошо идут дела — лучше, чем у большинства плантаторов, — потому что он так все умеет. И его теперь назначили членом приходского правления.
— Тебе нравится, мама, когда я хожу в гости с тобой?
— Да, конечно. Также нравится, как ходить в гости с папой.
— Папа старый?
Дебора засмеялась.
— Совсем нет. Он старше, чем я, но сорок лет — не старость.
— Он такой же старый, как дедушка?
— Нет. Ему наполовину меньше лет. — Она приподняла голубое вуалевое платье с розовым кушаком из ленты на высокой талии. — Тебе нравится твое новое праздничное платье, Джейн?
— О, да. Нравится, потому что оно голубое.
Мать улыбнулась ей.
— Как твои глазки и папины глаза.
— Кто придет в гости на будущей неделе?
— О, Адам объехал весь остров, он приглашал всех приехать и привезти своих детей. Мы празднуем не только из-за нового ребеночка, мы празднуем и потому, что Блэк-Бэнкс теперь наш собственный дом.
Джейн сжала себя руками.
— Не знаю, как дождаться будущей недели, мама, я так довольна, что будут гости, просто до смерти довольна.
Во второй половине дня Хорейс прискакал по дорожке в Блэк-Бэнкс к конюшне, ему был нужен Адам.
— Я только что из Розовой Горки, Адам. Тебе придется объехать всех с другим сообщением.
— Масса Джеймс скончался, я вижу по вашему лицу, сэр.
— Нет. Сегодня утром умерла миссис Вилли, а мой отец еще жив. Он слаб, но жив. Но гостей не будем звать еще долго, судя по всему.
Впечатлительное лицо Адама сморщилось от грусти.
— Очень жаль слышать это, масса Хорейс. Мама Ларней говорит, что у нас празднества не будет вовсе.
— Да, я знаю, она целыми днями предсказывала несчастье. — Хорейс вынул из кармана записку.
— Мама Ларней седьмая дочь седьмой дочери.
— Знаю, знаю. Вот записка. Объезжай с нею всех, как можно быстрей. Сегодня будет полная луна. Не волнуйся, если не успеешь домой дотемна. Я тебе доверяю.
— Да, сэр Я знаю.
Хорейс пошел было к дому, потом вернулся.
— Не теряй времени в других местах, но, возможно, тебе захочется задержаться на несколько минут у Кингов.
Они улыбнулись друг другу.
— Не попадайся новому надсмотрщику, Адам. Миссис Кинг сейчас на Севере. Можешь сказать Мине, если у тебя будет возможность с ней поговорить, что вы можете пожениться как только мы получим разрешение миссис Кинг, когда она вернется. Я не забыл свое обещание.
Ларней была права. Гостей не пришлось звать, чтобы отпраздновать рождение их первого сына и покупку Блэк-Бэнкса. Джеймс Гульд неуклонно слабел в течение жарких летних месяцев, и третьего сентября, когда небо начало проясняться после короткой грозы, Мэри и Хорейс стояли около большой кровати красного дерева и смотрели как подходила к концу долгая борьба их отца за то, чтобы оставаться с ними. Мэри осторожно пошевелила его худое плечо — один, два, три раза, потом завернула одеяло вокруг морщинистой старой шеи. Она стояла очень прямо и с сухими глазами и сказала Хорейсу, утверждая это как факт, который они теперь могли принять:
— Папа умер.
Они вместе подошли к окну и посмотрели на свежий, умытый мир, окружавший Розовую Горку. С больших дубов и с олеандровой изгороди, посаженной Мэри, все еще падали дождевые капли. Солнце садилось, золотистые облака сопровождали его на место ночного отдыха. На каплю воды на верхушке ветвей карликовой пальмы упал луч, и на мгновение свет преломился в этой капле, вспыхнув всеми цветами радуги. Мэри показала пальцем Хорейсу, и он кивнул.
— Папа все оставил мне, — сказала Мэри.
— Ты одна заслуживаешь этого.
— Все, кроме Джули, — он оставил Джули тебе, брат.
Хорейс вздрогнул. Он не хотел владеть своим старым другом. Но зная, что Мэри не поймет, он отложил это с тем, чтобы позднее обдумать. Сейчас нельзя, чтобы что-то их разъединяло.
Он обнял ее за плечи и почувствовал прилив силы; прошло еще много времени, и когда солнце уже превратилось в тонкую красную дугу над западным хлопковым полем, Мэри повернулась к нему, она по-прежнему стояла прямо — и перед тем как заплакать, она улыбнулась.
В 1854 году на острове Сент-Саймонс почти не было зимы, и как всегда при хорошей погоде, островитяне были уверены, что урожай будет хороший. Хорейс и Мэри вдвоем дружно наблюдали за работой и в Нью-Сент-Клэр, и в Блэк-Бэнксе. Джон, муж Ларней, несмотря на весьма пожилой возраст, продолжал быть главным возчиком обеих плантаций, где он пользовался всеобщим уважением, так же как мама Ларней по-прежнему оставалась уважаемым лицом в Розовой Горке. Однажды, когда Хорейс и высокий седой отец Джули ехали верхом вместе, Хорейс спросил:
