Она сделала незаметное движение, приспосабливаясь к нему и неосознанно распаляя его желание.
Его руки машинально скользнули к ее груди, но вдруг осознав, что он делает, Ян отдернул руки и, оторвавшись от ее рта, поднял голову и посмотрел пустым взглядом куда-то над ее головой, не зная, целовать ли ее дальше или попытаться обратить все в шутку. Еще ни одна женщина не возбуждала в нем такого желания всего после нескольких поцелуев.
– Это было так, как я помнила, – прошептала Элизабет, потрясенная силой охватившего ее чувства.
Это было даже лучше, чем помнил он. На этот раз страсть была сильнее, неистовей… И она не поняла этого только благодаря тому, что он сумел устоять перед искушением и не поцеловал ее еще раз. Он только что отверг эту мысль как безумную, и вдруг они услышали позади себя мужской голос:
– Боже правый! Что здесь происходит?
Элизабет рванулась в безумной панике и увидела бегущего к ним седого мужчину средних лет. Ян успокаивающе положил ей руку на талию, и она осталась стоять, окаменев от шока.
– Я слышал стрельбу… – человек прислонился к дереву, держась одной рукой за сердце, грудь его тяжело вздымалась. – Я слышал ее все время, пока поднимался из долины, и подумал…
Он замолчал, глядя на пунцовую, со спутанными волосами Элизабет. Потом его взгляд переместился на руку Яна, лежащую на ее талии.
– И что ты подумал? – спросил Ян. Для человека, застигнутого в столь пикантной ситуации, и не кем-нибудь, а шотландским викарием, его голос звучал поразительно спокойно.
Викарий наконец оценил ситуацию, и лицо его стало жестким. Он отделился от дерева и направился к ним, стряхивая с рукава прилипшие кусочки коры.
– Я подумал, – с иронией сказал он, – что вы тут убиваете друг друга. Мисс Трокмортон-Джонс, – продолжил он уже более мягко, останавливаясь перед Элизабет, – считала это вполне вероятным, когда откомандировала меня сюда.
– Люсинда? – ахнула Элизабет, все еще не придя в себя. – Вас послала сюда Люсинда?
– Совершенно верно, – сказал викарий, опуская укоризненный взгляд на руку Яна, покоившуюся на ее талии. Элизабет наконец с ужасом осознала, что все еще стоит в этом полуобьятии и, оттолкнув руку Яна, поспешно отступила в сторону. Она приготовилась выслушать грозную обвинительную тираду относительно своего греховного поведения, но викарий только хмурил седые кустистые брови и продолжал вопросительно смотреть на Яна. Чем дольше они молчали, тем невыносимей становилось это молчание и, чувствуя, что не в силах больше его выносить, Элизабет умоляюще посмотрела на Яна. Но к ее величайшему удивлению, вместо стыда лицо Торнтона выражало только веселость и некоторое сожаление, что им помешали.
– Ну? – спросил наконец викарий, глядя на Яна. – Что ты можешь мне сказать?
– Добрый день, – весело произнес Ян. – Я не ожидал встретиться с тобой раньше завтрашнего дня, дядя.
– Я это вижу, – с нескрываемой иронией ответил викарий.
– Дядя! – вырвалось у Элизабет. Не веря своим ушам, она подняла взгляд на Яна. Словно прочитав ее мысли, викарий посмотрел на Элизабет – в его карих глазах тоже искрился смех.
– Забавно, не правда ли, моя дорогая? Это лишний раз убеждает меня в том, что Господь не лишен чувства юмора.
Истерический смешок вырвался из груди Элизабет. Ян тоже начал понемногу утрачивать свою невозмутимость, по мере того как его дядя ударился в перечисление всех горестей, которые принесло ему это родство:
– Вы и представить себе не можете, какая пытка утешать плачущих девушек, которые безуспешно расставляют свои сети в надежде поймать его, – сказал он Элизабет. – Но это не идет ни в какое сравнение с тем случаем, когда он выставил на бега свою лошадь, и один из моих прихожан решил, что именно я буду принимать ставки!
Смех Элизабет отозвался в горах музыкальным эхом, и викарий, не обращая внимания на недовольный взгляд Яна, безжалостно продолжил:
– У меня уже мозоли на коленях – столько часов, недель, месяцев я молился за спасение его бессмертной души…
– Дункан, когда ты закончишь перечисление моих грехов, перебил его Ян, – я представлю тебя моей гостье.
Викария ничуть не возмутил легкомысленный тон Яна, наоборот, он казался очень довольным.
– Конечно, Ян, при любых обстоятельствах нужно соблюдать Приличия.
В эту минуту Элизабет поняла, что вместо гневной тирады, которую она ожидала услышать, викарий высказал свое мнение относительно их поведения в мягкой, но достаточно ясной форме. Ей только показалось странным, что все упреки он адресовал только Яну. Но даже не зная причины такой снисходительности, она была благодарна ему за то, что он избавил ее от дальнейшего унижения.
Ян, очевидно, тоже это понял, он пожал дяде руку и суховато бросил:
– А ты неплохо выглядишь, Дункан, несмотря на мозоли на коленях. И хочу тебя заверить, – добавил он, – что твои проповеди всегда производят на меня неизгладимое впечатление, независимо от того, сижу я или стою.
– Это оттого, что у тебя прослеживается прискорбная тенденция засыпать на их середине, – с легким укором сказал викарий, отвечая на рукопожатие Яна.
Ян повернулся к Элизабет.
– Позволь представить тебе леди Элизабет Камерой мою гостью.
Элизабет подумала, что быть представленной таким образом еще хуже, чем быть застигнутой в его объятиях, и отрицательно замотала головой.
– Это не совсем так. Я здесь… а-а…
От волнения мысли ее разбегались, и викарий снова пришел ей на помощь.
– Вы здесь вынужденная гостья, – подсказал он. Улыбаясь, он взял ее руки в свои. – Я прекрасно понимаю ваше положение, поскольку имел удовольствие познакомиться с мисс Трокмортон-Джонс. Она же и направила меня сюда, как я вам уже говорил. Я обещал ей пробыть здесь до завтра или до послезавтра – в общем, до ее возвращения.
– До завтра или до послезавтра? Но они собирались вернуться сегодня.
– Дело в том, что произошел несчастный случай – совсем незначительный, – поторопился успокоить ее викарий. – Джейк говорит, что ей попалась очень строптивая лошадь, которая все время норовит лягнуть ее.
– Люсинда сильно пострадала? – спросила Элизабет, готовая в ту же минуту помчаться к ней на помощь.
– Лошадь лягнула мистера Уайли, – объяснил викарий, – поэтому пострадали только его гордость и… нижняя часть тела. Однако мисс Трокмортон-Джонс, справедливо полагая, что некоторые дисциплинарные меры могут призвать лошадь к порядку, воспользовалась единственным средством воздействия, которое было в ее распоряжении, поскольку зонтик в этот момент лежал на земле. Она тоже лягнула лошадь, в результате чего эта достойнейшая леди сильно повредила себе лодыжку. Ей дали лауданум, и мой конюший занялся ее лечением. Через день, самое большее два, она уже встанет на ноги.
