— Его звали Уильям, но, к сожалению, я не имел счастья встречаться с ним. Он умер молодым, в тридцать восемь лет, в 1848 году. Из-за инфляции в связи с «золотой лихорадкой» его поместье было оценено более чем в миллион долларов. Кстати, всего полгода назад наш Джон Фолсом, — саркастически заметил Сент, — переехал на Ямайку и выкупил имущественные права у претендентов на поместье, так как родни у Уильяма Лейдесдорфа, видите ли, не осталось. Теперь одному Богу известно, что будет дальше.
Джул нетерпеливо постучала вилкой.
— Дело в том, Тэкери, что в Калифорнии каждый волен поступать так, как считает должным. — Она хотела было рассказать о трагической любовной истории Лейдесдорфа, но вовремя спохватилась, что трагичность объяснялась просто: Лейдесдорф был мулатом, и из-за этого его не приняли в семью белых.
— Если бы ты ел руками, — сказала неугомонная Лидия, — тогда был бы совсем другой разговор. Именно поэтому Сент и не приглашает к себе на обед Сиднейских уток!
Сент засмеялся, а Джул прямо-таки расцвела. «Мы становимся семьей», — подумала она, взглянув на Лидию и Тэкери.
* * *
Двумя днями позже Джул помогала мужу подниматься в спальню. Лидия пошла за покупками, пока снова не начался дождь, а Тэкери отправился в «Дикую звезду» повидаться с Брентом Хаммондом.
Услышав стук в дверь, Джул встревоженно посмотрела наверх, надеясь, что это не пациент. Ей было тяжело отказывать больным, но сейчас Майкл был важнее всего.
Но на пороге стоял не пациент, а маленький щербатый мальчик.
— Миссис Моррис? — шепелявя спросил он.
— Да, — ответила Джул.
— Это для вас, — сказал мальчик и сунул ей в руку конверт. Не успела Джул оглянуться, как он исчез.
Джул нахмурилась: на конверте не было ни имени, ни адреса. Внутри лежал листок, на котором было написано:
"Дорогая моя Джулиана!
Надеюсь, ты не забыла меня. Я шлю тебе свои соболезнования по поводу слепоты, постигшей твоего мужа. Я недалеко от тебя, дорогая, совсем недалеко. Думай обо мне, Джулиана, и я знаю, что скоро ты снова станешь моей".
В конце стояла подпись Д. У. Джул с отвращением бросила письмо, будто это была ядовитая змея. Почувствовав знакомый страх, она обхватила себя руками, словно защищаясь. Она выглянула в окно, но из-за дождя ничего не увидела и рассеянно подумала о том, что Лидия промокнет… Подойдя к дивану, Джул бессильно опустилась на него и зарыдала.
Томас сидел за огромным письменным столом Банкера из красного дерева перед раскрытой книгой по медицине. Он поймал себя на том, что уже по третьему разу перечитывает один и тот же абзац, не вникая в смысл написанного.
Он поднял голову и с отвращением окинул взглядом богатую библиотеку Стивенсонов. Три стены были заставлены книжными шкафами с внушительными томами, которые никто никогда не брал в руки. Пол был застлан мягким ярко-красным ковром, но о его красоте можно было лишь догадываться — теща Томаса заставила его тяжелой, неуклюжей мебелью, которая раздражала зятя. Томас попробовал представить, как бы выглядела библиотека, если бы ее обставила его жена.
Пенелопа… Она была наверху со своей матерью. «Она уже три дня моя жена», — подумал он и вздохнул. Он себе не мог и представить, что Пенелопа не будет получать такое же наслаждение в постели, как он. До нее в его жизни были только гавайки с Мауи — страстные, податливые, не стеснявшиеся объяснить ему, как доставить им удовольствие. Томас многому научился у них, особенно у Кани, и, женившись на Пенелопе, он с нетерпением ждал первой брачной ночи. Она позволила ему целовать себя и ласкать грудь, но когда его рука опустилась ниже, Пенелопа повела себя так, будто ее муж — сумасшедший или даже хуже — отвратительный зверь. В конце концов он овладел ею; стиснув зубы, слышал, как Пенелопа всхлипывает от боли. Потом, когда Томас обнимал, успокаивал ее, говорил о своей любви, она лишь плакала, уткнувшись ему в плечо. Все же Томас не терял оптимизма: в первый раз женщина и не должна почувствовать наслаждения, но в следующий раз Пенелопе непременно понравятся его ласки. Но этого не произошло.
Томас подумал вдруг о том, что никогда не видел свою жену обнаженной. Ее скромность не позволяла включать в комнате свет. Томас не понимал, как можно любить человека, но не получать от него физического наслаждения.
Он постарался вновь сосредоточиться на учебнике. Удивительно, но всего через три дня после паралича тесть вручил ему все необходимые книги по медицине, пробормотав, что если он хочет быть хирургом, пусть будет, это может пригодиться Банкеру.
— Не сейчас, мой мальчик, — говорил он. — Я буду серьезно нуждаться в хирурге, когда всерьез заболею.
— Мистер Томас.
Томас вздрогнул, услышав густой бас дворецкого. Эзра стоял в дверях библиотеки. Он подошел неслышно, как кошка.
— Да, — ответил Томас.
— Пришла ваша сестра, сэр, миссис Моррис. Томас быстро встал, обуреваемый дурными предчувствиями.
— Ради Бога, Эзра, проводи ее в дом! Неужели Сент не прозреет? Да нет же, этого не может быть. Томас сам разговаривал с доктором Пикетом и знал, что Сент идет на поправку.
Увидев бледное лицо сестры, он подбежал к ней. Внутри у него все похолодело.
— Джул, что случилось? Что-нибудь с Сентом? Джул покачала головой:
— Нет, Сент дома, отдыхает, ты же знаешь, ему нужен отдых.
— Значит, ты пришла проведать своего женатого брата? — ехидно спросил Томас.
— Не совсем, — задумчиво ответила Джул. — Вот, Томас, прочти.
Она сунула ему в руку листок. Нахмурившись, Томас развернул его и стал читать.
— Чертов ублюдок! — возмутился он, и его лицо потемнело от страха и злости. — Джул, когда ты получила это? Ты видела Уилкса?
— Нет, записку принес мальчик около часа назад. Я не могла волновать Майкла. Он только начал бы кричать и злиться, а ему нельзя волноваться. Томас, зачем Уилкс делает это? И как мне теперь быть?
Томас молчал.
— Ты показывала это Тэкери? — спросил он наконец.
— Нет еще. Я хотела сначала поговорить с тобой, но Тэкери что-то заподозрил. Я, конечно же, пришла к тебе не одна; Тэкери ждет меня на улице.
— Уилкс — сумасшедший, иначе он не стал бы так за тобой охотиться.
— Томас, мне страшно.
— Присядь. Сейчас мы что-нибудь придумаем. Может, чашечку чая?
Джул согласилась, хотя ей было сейчас не до чая. Эзра принес серебряный поднос и явно разочаровался, когда Томас тотчас отправил его назад.
— Как Банкер? — спросила Джул, добавляя молоко в чай.
— Значительно лучше, — улыбнулся Томас. — Поразительно — я уверен, что очень скоро от его болезни не останется и следа. Сент был прав насчет его здоровья. Банкер еще переживет всех нас.
