Первым побуждением Анны было подчиниться. Ее дядя Джон исполнил все, о чем она его просила, и, хотя она была возбуждена и не хотела спать, Анна была готова уступить. Уже поднявшись, она хотела удалиться, как вдруг заметила взгляды, которыми обменялись Монтегю и Майсгрейв. Взгляд дяди был пристальным и сосредоточенным, а Майсгрейв весь напрягся, и взор его стал настороженным и острым, как клинок.
«У Филипа всегда такое лицо перед схваткой, – подумала девушка. Она покосилась на дядю. – Сегодня, когда я рассказывала ему о нашем нелегком пути, он заинтересовался письмом, которое везет Фил. Я ничего не сумела толком объяснить, а он все выпытывал и выпытывал… Но что ему до этого письма? Ведь оно предназначено отцу. Неужели дядя что-то затевает? Нет, не может быть! Он же поклялся, что не причинит им ни малейшего вреда, наоборот – щедро вознаградит и обласкает».
– Я не собираюсь уходить, – наконец решилась девушка.
Монтегю укоризненно покачал головой:
– Ты поступаешь как неразумное дитя, Нэнси57. Нам предстоит чисто мужская беседа.
– Ничего. Я еще не совсем отвыкла чувствовать себя Аланом и желаю остаться.
Монтегю возвел очи горе и вздохнул. Он вовсе не собирался посвящать в свои планы эту взбалмошную девчонку. Однако ни на какие его увещевания Анна больше не реагировала. Она упрямо мотала головой, вцепившись в подлокотники кресла, словно желая показать, что ее не так-то просто отсюда выпроводить.
– Хорошо! – сердито отрезал Монтегю. – В таком случае я попрошу вас, сэр Майсгрейв, уединиться со мной в дальнем конце зала, ибо некоторые юные леди не желают понимать, что бывают разговоры, не предназначенные для их ушей.
Филип молча поднялся и последовал за маркизом в глубь зала, в сумрак, где они опустились в удобные кресла, стоявшие в оконной нише. Монтегю начал:
– Из слов моей милой племянницы я заключил, что вы являетесь тайным посланцем Эдуарда Йоркского и вам поручено доставить письмо моему брату во Францию. Признаюсь, меня поразила такая секретность. Поразила и смутила. Что такого в этом письме, если оно доверено вам, а не обычному гонцу? Я должен это узнать, ибо представляю интересы Невилей в Англии. Посему я настаиваю, чтобы вы вручили мне это письмо, а я уж решу, как с ним поступить. Что вы на это скажете?
Филип скупо улыбнулся.
– Милорд, это говорите не вы. Вы ведь разумнее ваших слов, и я уверен, что, как дворянин и человек благородной крови, сознаете, насколько немыслима ваша просьба. Я исполню повеление Эдуарда IV, и ничто не может принудить меня нарушить данное королю слово.
Монтегю нахмурился.
– Король Эдуард лишь узурпатор, силой захвативший трон. Долг каждого честного дворянина – помочь вернуть корону законному государю, томящемуся ныне в неволе Генриху VI Ланкастеру, чем и занят сейчас мой брат Ричард Невиль. А вы, сэр рыцарь, успели неплохо послужить Невилям, умыкнув из-под самого носа Йорков и доставив сюда леди Анну. Уж Йорки-то не простят вам этого, и вам придется дорого заплатить за свой проступок. Так не лучше ли продолжить цепь славных дел под стягом Алой Розы, содействовать делу которой вы вольно или невольно уже начали? Отдайте мне это послание, и, если оно не содержит ничего, что потребовало бы срочных действий здесь, в Англии, вы отправитесь дальше, к графу Уорвику, причем передадите ему письмо с моей припиской о том, что это я настоял на передаче его мне. К тому же я дам вам надежный эскорт и прослежу, чтобы ваш дальнейший путь был как можно более спокойным.
Монтегю говорил еще и еще. Он приводил множество доводов в пользу того, что письмо должно быть вскрыто. Однако Майсгрейв оставался непреклонен. У Монтегю начала нервно подергиваться щека. Он исчерпал почти все аргументы. Наконец, подавшись вперед, он негромко сказал:
– Не столь давно в подарок графу Уорвику некто прислал роскошный экземпляр новелл итальянца Боккаччо. К счастью, еще до того, как мой брат коснулся его, книгу полистал какой-то любопытный паж. Через несколько минут мальчишка начал задыхаться, лицо его пошло пятнами, и он умер в мучениях. Оказалось, что страницы книги были пропитаны страшным ядом. В другом случае к столу подали фрукты, и граф лишь чудом не притронулся к ним. Зато один из находившихся у него в это время с визитом французских вельмож съел персик и к ночи скончался, причем тело его тут же почернело и распухло, как бывает при отравлении. Как знать, не содержит ли и это послание нечто подобное? Мне ведомо, что Йорки способны на все.
Филип усмехнулся.
– В таком случае, милорд, искренне заботясь о вашем здоровье, я не советовал бы вам так стремиться распечатать послание.
Монтегю побледнел, щека его задергалась сильнее.
– Сэр Филип Майсгрейв, видит Бог, я хотел избежать крайних мер. И я в последний раз требую, чтобы вы добровольно передали мне письмо!
Майсгрейв поднялся.
– Милорд, я дал слово своему королю, что вручу это послание в собственные руки старшему из Невилей. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы оно не попало ни к кому другому, будь это даже его родной брат… который, отмечу, не всегда был в добрых отношениях с Делателем Королей. И вам, милорд, ничего не добиться от меня иначе как средствами, недостойными благородного рыцаря и мужчины.
Некоторое время они неотрывно глядели друг на друга. Затем Монтегю трижды хлопнул в ладоши. Тотчас дверь с шумом распахнулась, и, громыхая доспехами, в зал ворвался целый отряд вооруженных стражников.
Монтегю поднялся.
– Клянусь святым именем Господним, я сделал все, чтобы избежать крови. Вы же пренебрегли моими усилиями. – Он повернулся к своим людям: – Этот человек подослан Йорками. Схватить его!
Но едва воины сделали первый шаг, как Филип прыгнул в сторону, одним движением опрокинув стол, за которым они только что трапезничали. Зазвенела посуда, упавший стол на миг загородил дорогу воинам Монтегю. Тем временем Майсгрейв и его люди успели обнажить мечи и занять удобную позицию между камином и стеной, обеспечив себе тыл.
– Это безумие, Майсгрейв! – выкрикнул маркиз. – Мои люди сомнут вас, как былинку.
Филип сжимал в руках меч.
– Мы сумеем умереть, если на то будет воля Господня, но никто не скажет, что мы плохо служили своему королю и покрыли себя бесчестьем.
– Взять их!
Но не успели воины сделать шаг, как перед ними, словно светлое видение, возникла Анна.
– Остановитесь! – вскричала она, подняв руку. – Эти люди – мои гости, и никто не имеет права причинять им зло.
Воины замерли. Анна повернулась к маркизу:
– Что это означает, милорд? Так-то вы чтите закон гостеприимства, что так свят под этим кровом? Так-то вы желаете отплатить добром этим людям за то, что они спасли от беды и доставили сюда вашу племянницу?