Он взял ее руку, поднес к губам и с мольбой произнес:
— Прошу тебя, дорогая. Возвращайся ко мне. Пожалуйста. Ты меня пугаешь. Уверяю тебя, я стану совсем другим.
Ответа не последовало. Хоть бы Миранда кашлянула или повернулась, ну подала хоть какой-нибудь знак. Но она лежала неподвижно, словно застыла, и его охватил такой ужас, что он стал искать жилку на запястье. Пульс прощупывался, еле слышный, но Тернер вздохнул с облегчением.
Он устало зевнул, глаза закрывались, но нет — он не имеет права спать! Он должен быть с ней. Должен видеть ее, слышать ее дыхание — да просто следить за тем, как падает свет на ее бледную кожу.
— Здесь слишком темно. — Он поднялся на ноги. — Словно в склепе.
Порывшись в ящиках шкафов и комода, он нашел свечи и зажег их, но светлее не стало. Тогда он подошел к двери, распахнул ее и крикнул:
— Мама! Оливия! Кто-нибудь!
На его крик моментально сбежались все слуги, ожидавшие самого страшного.
— Мне нужны еще свечи, — уставшим и упавшим голосом произнес Тернер.
Горничные кинулись выполнять приказ.
— Но здесь светло. — Оливия заглянула в комнату и остолбенела от страха — Миранда, ее лучшая, самая близкая подруга с детских лет, неподвижно лежала на кровати. — Она очнется?
Девушка еле сдерживала слезы.
— С ней все будет хорошо! — резко ответил Тернер. — Для этого сюда необходимо только принести побольше свечей.
Оливия кашлянула и тихо произнесла:
— Я бы хотела войти и сказать ей напоследок… что-нибудь.
— Она не умирает! — взорвался Тернер. — Слышишь меня? Она не умрет. И не смей говорить такое. Тебе не придется с ней прощаться.
— Но если это случится… — у Оливии по щекам покатились слезы, — я не переживу этого.
Тернер сорвался. Он почти что отшвырнул сестру к стене.
— Она будет жить! И, ради Бога, прекрати истерику, — негромко, но угрожающим тоном сказал он.
Сестра судорожно закивала.
Тернер отпустил ее, затем посмотрел на свои руки, словно это были чужие, не принадлежащие ему предметы.
— Господи! Что со мной происходит?
— Не волнуйся, прошу тебя. — Оливия коснулась его плеча. — Вполне понятно, что ты вне себя.
— Ничего не понятно. Миранде нужен я. Моя выдержка. Я должен быть сильным за нас двоих. — Он снова сел около жены. — Все, что касается меня, совсем не важно. Важно только одно — Миранда.
В комнату с красными от слез глазами вошла служанка — она принесла свечи.
— Зажгите все до одной, — приказал Тернер. — Я хочу, чтобы здесь было светло, как днем. — Он повернулся к Миранде и погладил ее по лбу. — Она всегда любила солнечные дни… — Он в ужасе осекся и взглянул на сестру. — Я хочу сказать… она любит солнечные дни.
Оливия, больше не в силах видеть брата в таком плачевном состоянии, тихо вышла.
Спустя несколько часов появилась леди Радленд с маленьким свертком в мягком розовом одеяле на руках.
— Я принесла тебе твою дочь.
Тернер поднял голову. Он совершенно забыл о существовании этого крохотного человечка.
— Она такая маленькая! — не веря своим глазам, произнес он.
Мать улыбнулась:
— Новорожденные обычно невысокого роста.
— Я знаю, но… посмотри на нее.
Он дотронулся до ручки крохи указательным пальцем. Малюсенькие пальчики схватили палец с удивившей его силой. На исстрадавшемся лице Тернера отразилось изумление от встречи с новой жизнью.
— Я могу ее подержать?
— Конечно. — Леди Радленд пристроила сверток в его руках. — Она твоя.
— Моя? — Он посмотрел на розовое личико и дотронулся до носа. — Здравствуй! Добро пожаловать в этот мир, киска.
— Киска? — удивилась леди Радленд. — Какое смешное прозвище!
Тернер покачал головой:
— Совсем не смешное, а очень подходящее. — Он взглянул на мать: — А сколько времени она будет такой маленькой?
— О, я, право, не знаю. Еще немного. — Леди Радленд подошла к окну и откинула шторы. — Скоро взойдет солнце. Оливия говорит, что ты приказал, чтобы в комнате было светло.
Тернер молча кивнул — он не мог отвести глаз от своей дочки.
Мать подошла к нему:
— Тернер… да у нее действительно карие глаза.
— Да?
Он внимательно посмотрел на малышку — глаза были закрыты.
— Я так и знал.
— Ну, она не захотела разочаровывать своего папу в первый же день жизни.
— Или свою маму.
Тернер посмотрел на Миранду, по-прежнему мертвенно-бледную, и прижал к груди драгоценное живое существо.
А леди Радленд посмотрела в голубые глаза сына, такие же, как у нее, и сказала:
— Мне кажется, Миранда надеялась, что глаза у девочки будут голубыми.
— Она получит то, что хотела, — хрипло произнес он. — Ей только надо подождать следующего ребенка.
Леди Радленд закусила губу.
— Конечно, дорогой. Ты уже подумал об имени?
Тернер удивленно взглянул на мать:
— Я… Нет. Не успел об этом подумать.
— Мы с Оливией выбрали несколько красивых имен. Как тебе нравится Джулианна? Или Клэр? Я предложила Фиону, но твоей сестре это имя не понравилось.
— Миранда никогда не позволит, чтобы ее дочь назвали Фионой. Она всегда ненавидела Фиону Беннет.
— А, ту девочку, которая живет недалеко от Хавербрейкса? Я и не знала.
— Мама, я не назову ее никак, не посоветовавшись с Мирандой.
— Конечно, дорогой. — Леди Радленд потупила глаза. — Я… оставлю тебя с твоей семьей.
Тернер смотрел то на жену, то на дочь.
— Это твоя мама, — шептал он. — Она очень устала. У нее ушло много сил, чтобы ты появилась на свет. Не могу понять почему. Ты ведь не очень большая. — Он коснулся крошечного пальчика. — Она, по-моему, тебя еще не видела. Я знаю, что ей хотелось бы на тебя посмотреть. Она взяла бы тебя на руки и поцеловала. Знаешь почему? — Он смахнул слезу. — Потому что она тебя любит, вот почему. Готов поспорить, что она любит тебя даже больше, чем меня. А я думаю, что меня она почти не любит, потому что я не всегда вел себя как следует.
Он бросил взгляд на Миранду — она так и не очнулась — и добавил:
— Мужчины могут быть ослами. Мы глупые и неразумные и часто не замечаем благодати, которая прямо у нас под носом. — Он улыбнулся дочери. — Но я вижу тебя. Я вижу твою маму, и я надеюсь, что ее великодушное сердце простит меня в последний раз. Я уверен. У твоей мамы щедрая душа.
Младенец гукнул, и Тернер расплылся в улыбке.
— Вижу, что ты со мной согласна. Ты очень умная, хотя тебе всего один день от роду. Но почему меня это должно удивлять? Ты вся в маму!
Девочка зачмокала губками.
— Считаешь, что я тоже умный? Ты льстишь мне, киска. — И прошептал, глядя на Миранду: — Только мы оба можем знать, каким глупым я был.
