– Пожалуйста, передай им мои поздравления; – Именно это она и хотела сказать, но даже хорошие вести не могли заставить забыть о ночной трагедии. – Так что же случилось?
В его взгляде, который он кинул на нее, ничего невозможно было прочесть. Он продолжил:
– Я поехал домой. А на ступеньках нашел Натаниэля. Я тут же решил привезти его к тебе.
– Почему? – Почему к ней?
– Потому что ты любишь его, и я знаю, что тебе захотелось бы быть с ним рядом. – Он отпил еще. – И, кроме того, я не имею понятия, где он живет.
Еще несколько дней назад она бы заулыбалась в ответ, но теперь ее губы, судя по всему, забыли, как это делается.
– Ты хоть что-нибудь предполагаешь, почему он отправился к тебе, а не сюда?
Уинтроп вздохнул. Скорее задумчиво, чем тоскливо.
– Не верю, что он сделал это по собственной воле.
Страх ударил по нервам Мойры. Она могла предположить что угодно, но то, что он согласился с ее подозрениями, растревожило ее.
– Ты думаешь, что его специально оставили так, чтобы ты наткнулся на него?
Он кивнул:
– Да.
Она сдвинула брови. Он что-то не рассказал ей. Но тут весь ужас ситуации дошел до нее.
– Ты знаешь, кто это сделал?
Еще один кивок головой. Он потер глаза.
– Не того, кто сделал, а того, кто организовал это. Да, знаю.
Горячо, болезненно засосало под ложечкой.
– Те, на кого ты работаешь? Это они? – Он помертвел.
– Подозреваю, да.
– Почему? – Недоверие и шок заставили ее опуститься на стул напротив него. Она положила руку на живот, чтобы успокоить возникшую боль. – Вы ведь совсем не друзья с Натаниэлем.
Темные страдающие глаза Уинтропа глядели на нее.
– Зато вы с ним друзья. – Мойра замерла от ужаса.
– Это предупреждение?
– Да.
– Тебе. – Язык с трудом поворачивался во рту. – Потому что ты не смог принести им тиару.
Его губы поджались.
– Да.
Она засмеялась резко и невпопад.
– И что потом, они придут за мной?
– Или Минервой.
Шок от подтверждения своей догадки был ничто по сравнению с яростью, которая вспыхнула в ней при упоминании имени сестры.
– Если кто-нибудь попробует тронуть мою сестру, убью их всех.
На него, казалось, не произвела никакого впечатления се решимость.
– Кого убивать-то? – Она прищурилась.
– Ты знаешь, кто они.
Он покачал головой. Никогда еще она не видела его настолько угнетенным.
– Я знаю одного из них. И не имею представления, с кем он работает.
Это прозвучало довольно безнадежно.
– Но ты ведь общаешься с ним.
– Конечно, но я не назову его тебе, чтобы ты не наделала глупостей себе во вред. – Он допил остатки виски и поставил бокал на пол рядом с креслом.
Она сжала кулаки. Гнев сделал ее сильной.
– Передай им, если пострадает хоть один человек, которого я люблю, я своими руками разломаю к чертям эту тиару.
В глубине его темно-синих глаз зажглась искорка обожания.
– Вот за это я люблю тебя, Мойра. Ты такая хрупкая на вид, а внутри – сталь.
Не поздно ли говорить об этом?
– Не надо мне льстить, мистер Райленд. Серьезно пострадал мой друг, и все из-за вас. – Она говорила жестко, но ей хотелось, чтобы он отверг обвинения. Она хотела сражаться за это.
– Да. – Он даже не намерен поспорить с ней? – Да, и я страшно расстроен из-за этого.
– Мне нет дела до ваших чувств. – Это была чудовищная ложь. – Мне интересно, что вы собираетесь предпринять.
Он потер глаза, затем поморгал, чтобы лучше видеть.
– Не уверен, что знаю. Попытаюсь переключить их внимание с вас и Минни.
– И как вы будете это делать? – Человек, на которого он работал, наверняка понимает, что тиара у нее. Что помешает ему нанять еще кого-нибудь, чтобы украсть ее? Ему настолько хочется заполучить ее, что он не остановится пи перед чем.
Уинтроп поднял подбородок. Его глаза встретились с ее, и в них была такая сила, что она поняла: все, что он сейчас произнесет, – самая настоящая правда.
– Если бы было можно, я бы отправился на Боу-стрит и рассказал им все.
Она, не отрываясь, смотрела на него. Он сделает это? Ради нее и Минни? Нет, не ради Минни, а для нее. Не надо обманывать самое себя, кого он имел в виду. Его решимость защитить ее так же очевидна, как нос на его лице.
Она подошла ближе, хотя разум советовал не делать этого. Она встала прямо перед ним, потом опустилась на колени и осталась так – глаза в глаза.
– Если они поступают так с теми, кто не имеет к этому никакого отношения, что они сделают с тобой? – Ее голос задрожал, выдавая то, что мучило ее совесть.
Его молчание пронзило ее до глубины души. Медленно, против своей воли она поднесла руку к его лицу и провела пальцами по небритой щеке. Уинтроп тут же перехватил руку и откинул ее.
– Не надо, – проскрежетал он.
Бесстрашно она подняла вторую и дотронулась до другой его щеки. Разве он не видит, как она пытается навести мост над отчуждением между ними? Как стремится объяснить ему, что хоть он и разрушил ее доверие и разбил сердце, ей совсем небезразлично, что будет с ним. Главное – жить в мире, где нет его, невыносимо, даже ужаснее, чем сама мысль, что он не тот человек, о котором она мечтала.
Он перехватил и эту руку. И прежде чем она поняла, что происходит, он выждал, когда она качнется в его сторону. Затем он захватил ее в свои объятия, долго глядел ей в глаза, а потом накрыл ее губы своим ртом.
Он почти забыл ее вкус.
Уинтроп целовал ее с яростью. Его язык врывался в мягкость и тепло ее рта. Он пил ее, его душа трепетала от счастья, что она чувствует его. Тепло проникало в безжизненный холод его души, свет озарял то, что всего несколько мгновений назад было черной бездной. Он скрестил руки у нее за спиной, раздвинул свои колени и притиснул ее еще ближе, чтобы почувствовать, как ее нежная грудь прижимается к его груди, а упругий живот упирается в него.
Она не пыталась бороться с ним, чем немало удивила его. Сначала ее руки обретались где-то сами по себе, не касаясь его, а потом мягко утвердились на его плечах. Нажмут чуть сильнее, и он остановится. Отрываться от нее не хотелось, но он должен уважать ее желания.
И она не давила на него, даже не отталкивала. Наоборот, ее пальцы стиснули его плечи, притягивая его к себе. Он застонал, когда она своим языком, нащупывая, коснулась его языка.
В первый раз с той ужасной ночи, нет, в первый раз после того, как Дэниелс снова появился в его жизни, Уинтроп почувствовал, что существует надежда, что все еще может удачно сложиться. Мойра была тут, в его объятиях, и целовала его с жадностью, рождавшей в нем боль, такую же острую, как и заполнявшая его радость. Возможно ли, что она простит его? Однажды, когда закончится его падение и не станет Дэниелса, смогут ли они начать заново? Неужели она сможет испытывать к нему совсем другие чувства, а не эту враждебность, которую он, увы, заслужил?
