Более того, он — ее мужчина.
Она захотела его увидеть…
«…Значит, Бибисер не может тронуть меня пока меня охраняет Роз. А вдруг, Роз не только охраняет, но и приказывает? В нашем мире принято, что всеми делами должен вершить мужчина. Эту условность нельзя избегнуть никому. Роз нашла своего сообщника в лице дяди. Он стал теми руками, которые двигали пружины страшной истории. Он стал ее руками.
Но как? Он — хозяин. Значит кто — то должен был его заставить? Значит, все-таки есть третий?
Филипп может об этом догадаться, сидя в своей темнице.
Может!
Батлер как-то сказал, что отец Роз — Дар Бибисер никакого завещания в пользу дочери не оставлял.
И вдруг, оно появляется.
Батлер говорил, что в соседнем с Саванной Чарльстоне — городе промышляет адвокат. Янки. Аферист».
Филипп был на пути истины.
Слепая девушка с помощью слуг разыскала этого человека и предложила ему дело. Вроде бы мелкое, но за большие деньги. Адвокат согласился.
Он составил завещание от имени родителей слепой девушки, которые сгорели в доме.
Поддельное завещание, никогда не существовавшее. И это стало началом триумфа Роз. Об этом завещании могла знать только дочь Дара Бибисера. Так, что ничего удивительного в том, что оно вдруг обнаружилось у Роз для людей не оказалось.
Только один Батлер, который хорошо знал Дара Бибисера подозревал, что эта Роз сама позаботилась о себе, и состряпала завещание.
Филипп вспомнил это!
Во-первых, ей нужны были собственные деньги, которыми могла бы распоряжаться только она.
Она ведь искала исцеления.
Во-вторых, ей нужно было заставить служить себе Мартина Бибисера. Поэтому в завещании появилась графа о том, что он должен выдать свою племянницу замуж и получить за это деньги.
Филипп не знал, что мистер Джонсон не причем.
Роз справилась сама. От своей служанки-негритянки, узнала про грибной опиум, которым индейцы лечат слепоту. Рабыня привела к ней индейца, знавшего разницу между сном и смертью.
С помощью зелья свою жизнь она превратила в сон, а свои сны сумела сделать явью.
…В городе расходился слух о Филиппе.
Ей надо было заманить его к себе и она нашла способ как это сделать. Каким-то таинственным образом сообщила Батлеру, что Эллин Робийяр некоторое время должна жить в ее доме. Батлер этому поверил, и сообщил об этом Филиппу. Это стало началом их страшного романа.
Роз угостила Филиппа порцией грибного зелья, и это стало способом погружения в мир звезд. Юноша был в дурмане, а Роз все контролировала: время приема пищи, ее количество.
Новое озарение пришло ей в голову: еще более завораживающее.
Роз придумала внезапное появление своего дяди, которое должно было подействовать на Филиппа как шок. И параллельно с этим — отказ от опиума: в результате которого реальный мир кажется кошмаром. Она-то ведь ее все равно не видела, но чувствовала душой: какой силой обладает нищета?
Убогость ей была нужна затем, чтобы Филипп не захотел возвращаться в тот мир, который был реальным, и который должен был открыться с приходом ее ублюдка дяди.
Она хотела, чтобы реальный мир испугал и оттолкнул Филиппа. Нервы его — на пределе, душа его — не хочет верить в то, что встреча с Любимой — мираж.
Она догадалась об этом. Роз была в душе поэтом и знала, насколько жизнь воображаемая превосходит жизнь подлинную.
Приход дяди она запланировала, но не подозревала, что он появится так рано и это испортит все дело.
Она распорядилась, чтобы к моменту пробуждения Филиппа в комнате лежала настоящая дерюга, чтобы его оставили без одежды, и чтобы он этого испугался.
Но она не учла, что Филипп станет о ней заботиться и потребует у стражи женскую одежду, которой у них не было. Она не верила, что он ее полюбит!
Роз забыла, что Филипп может любить, ведь именно потому она его выбрала.
Филипп был ее сказкой, которую она хотела подарить ему. Какой подарок!
«А что, если я ошибаюсь», — думал Филипп.
И он действительно ошибался. Роз и Филипп сначала действительно спали на персидском ковре и действительно кутались в шелк. Она хотела, чтобы мираж был подлинный. Ее деньги это позволяли.
Она запланировала приход дяди, но только не учла степень мелкости и грубости его души. Приход Бибисера должен был буквально втоптать Филиппа в грязь, и его душа должна была не выдержать. Но она выдержала.
Розалин Бибисер не знала того, что любовь Филиппа к Эллин была поэмой, но поэмой — неоконченной, хотя к ней было уже невозможно добавить новую песнь, пока не спета старая.
Филипп не смог променять любовь к Эллин на те красоты, которые ему открыла Роз.
Даже несмотря на черноту, которая ему открылась в жизни.
Роз оказалась волшебной девушкой. Самой непредсказуемой из всех, каких он только знал. Но он не смог полюбить ее.
Она смогла доказать Филиппу своим телом, что красивая.
«Я не знаю какая она на самом деле? — думал Филипп. Она закружила мне голову маскарадом».
И опять он ошибся. Ей не нужно было казаться красивой, потому что она была красивая!
Но еще она была поистине гениальна. Когда Филипп очнулся от дурмана, она загримировалась под уродину, чтобы напугать его. Она сделала все возможное, чтобы у него возник страх перед реальной жизнью, чтобы он сам, на коленях попросил у нее дурмана и вернулся бы к своей Единственной.
Розалин! Розалин!
Это шептала она ему на ухо во время сна. И если бы его сердце было не занято, ему бы не пришлось искать иной женщины…
«…Наверное сейчас она ждет, чтобы я сам выбрал, оставаться мне с ней или идти к Эллин. Она осталась верной своим принципам. Не захотела подчинять себе мужчину, тогда когда у него должен быть выбор. Она считает, что женщина Юга должна слушаться мужчину».
Такая история была за плечами Роз Бибисер.
Но, как настоящий мужчина Юга Филипп должен был сам решить, что делать. К какой женщине идти: к той, что его любит так, как любит Роз, или к той, что пока не знает, какова сила ее любви — Эллин.
…«Что же. Ей решать», — думал Филипп, когда понял свое положение…
…Но оказалось, что право решать предоставили ему.
Он чувствовал, как в соседней комнате Роз знает, что он все сейчас решает и ждала результата.
Войдет ли он к ней как был раньше и они упадут на персидский ковер, в ворсе которого утонут с головой, или он войдет одетый, как подобает джентльмену, который всегда остается чужим и отгороженным.
