– Я не могу сказать тебе, кто его мать, – объяснил он наконец, – Потому что обещал молчать.
– Вот как?.. – разочарованно протянула Роберта. – Но я умею хранить секреты.
Он вытащил шест из воды, и сверкающие брызги россыпью бриллиантов обрушились в реку.
– Но от жены, разумеется, у меня тайн нет.
– Вот как? – повторила Роберта, но уже совершенно иным тоном.
И тут лодку тряхнуло.
– Нос уткнулся в землю! – ойкнула она, но тут же поспешно добавила: – Не подумай, что я тебя упрекаю!
Они оказались прямо в шатре из ветвей плакучих ив, полоскавших косы в воде. Сквозь густую листву пробивались солнечные лучи, отчего тень под кроной казалась пятнистой.
Деймон глубоко вогнал шест в дно реки и набросил на него веревку.
Роберта не произнесла ни слова. Ей казалось, что эта ленивая река тоже затаила дыхание. До них не доносилось ни звука, кроме монотонного журчания и песни жаворонка, парившего высоко в небесах.
– Наша лодка, – заявил Деймон с таким многозначительным взглядом, что Роберта покраснела еще гуще, – села на мель.
– Я это вижу.
– Какой ужас! Мне придется раздеться, чтобы мы не утонули.
– В самом деле?
Вместо ответа он сбросил камзол.
Смех бурлил в груди Роберты, словно пузырьки, поднимающиеся со дна.
– Что это, спрашивается, ты делаешь? – не выдержала она.
– Раздеваюсь.
Его глаза пели ей на каком-то языке, который она только что выучила, но, похоже, инстинктивно знала каждое слово.
– Может, последуешь моему примеру? – осведомился он, вскинув брови.
– Я?! Раздеваться под открытым небом, да еще в барке?
– Будь благодарна за то, что она плоскодонная, – бросил Деймон, садясь на возвышение и снимая сапоги.
– Ты это не всерьез, – уверенно заявила Роберта. – А если кто-то проплывет мимо?
– Вздор! Почти никто не плавает по реке, поскольку русло никуда не ведет. Мы снова оказались у коровьего пастбища. На этот раз на нем действительно пасутся коровы, поэтому навоз куда более свежий, так что на лугу вряд ли появятся желающие провести здесь пикник.
– Безупречная логика, – пробормотала она.
Деймон стащил сорочку. Сплошные мускулы, испещренные пятнистыми тенями от листьев, припудренные золотом солнечных лучей, сильные и могучие…
Роберта бессознательно потянулась к нему, но тут же снова застыла.
– Я не могу это сделать! – вскрикнула она. – Что, если нас увидят?!
– Никто не увидит, – убеждал он, и она хмелела от его голоса. Деймон мгновенно оказался рядом, бросил несколько подушек на дно лодки и стал неторопливо расшнуровывать ее корсаж. Постепенно Роберта поддалась очарованию их маленького убежища под ивой.
– Полагаю, – прошептала она, – если мы сядем на дно, проплывающие увидят только наши головы.
– А если ляжем, никто вообще ничего не увидит. Как по-твоему, влюбленные часто занимаются этим в лодках?
Вскинув брови, он ждал ее ответа.
– Нет, – выдохнула Роберта и удивленно охнула, потому что платье сползло с нее, как по волшебству. Он не позаботился снять с нее корсет и гладил ноги в поисках самого сладостного местечка. Роберта отчаянно выгнулась навстречу его ласкам.
Он лег на дно лодки и притянул Роберту к себе. Она сдалась без боя – какой там бой? – и с тихим криком упала на него, с радостью отдаваясь твердости его плоти, силе мышц, мужским требованиям…
Расшнуровывая корсет, он продолжал целовать ее, властно и жадно, и Роберта с неудержимыми стонами извивалась под ним.
Его рука протиснулась меж ее бедер и ласкала крошечный бугорок в ритме плещущей воды. Теперь она даже не сознавала, что лежит с мужчиной под открытым небом, словно ее вскрики и гортанные стоны Деймона, срывавшиеся с его губ при каждом ее прикосновении, поглощало безбрежное спокойствие весеннего дня. Со всех сторон их окружали зеленые стены, сквозь которые проникали только трели жаворонка, все выше поднимавшегося в небо.
– Коснись меня! – скомандовал он, накрывая ртом ее тугой, истомившийся в ожидании сосок.
Роберта снова вскрикнула, принимаясь слепо шарить по телу Деймона, дотрагиваясь до плавного изгиба плеча и напряженных мышц спины. Но никак не могла сосредоточиться, потому что он творил с ней нечто необыкновенное. Поэтому она прижалась к нему, безмолвно умоляя.
– Пожалуйста, коснись меня, – прохрипел он.
Пришлось повторить это дважды, пока смысл просьбы не проник в ее затуманенный мозг. Только тогда Роберта широко распахнула глаза и уставилась на него.
– Ты хочешь, чтобы я…
– Коснись меня. Это такое блаженство, когда ты касаешься меня, Роберта. Блаженство, которое я могу испытать только с тобой.
Его глаза так потемнели, что больше не казались зелеными. Скорее, черными.
Роберта села на пятки и снова взглянула на него. Он раскинулся перед ней, как изысканное пиршество. Дерево лодки было темно-коричневым, сглаженным временем. На этом фоне Деймон казался высеченной из мрамора статуей, только теплой и золотистой: длинные мощные бедра, мускулистые грудь и живот. Она пальцем провела сверху вниз. Потом осторожно прижала ладони к шелковистой коже. Он вздрогнул, когда она погладила его грудь, застонал, когда она лизнула его языком.
Она снова отстранилась, наблюдая за ним.
– Только не это!.. – выдохнул он. – Я не переживу…
Роберта хихикнула. Смех кипел в груди и рвался наружу.
Подумать только, она стоит на коленях в лодке, и в одной сорочке из тонкого батиста.
– А теперь ласкай себя, – велел он, сверля глазами ее грудь.
Роберта покраснела.
– О чем ты?!
Он ответил с поистине дьявольской улыбкой:
– Там, где хочешь, чтобы я ласкал тебя. – И когда она заколебалась, добавил одно слово: – Пожалуйста!
Остальные барки с Джеммой, Вильерсом, маркизом и миссис Гроуп медленно плыли по течению. Джемма и Вильерс по-прежнему ни на что не обращали внимания. Лорд Уортон сочинял простую песенку. Что-то вроде:
Там, где речка Флит
По камешкам бежит,
С задранными хвостиками
Лебеди под мостиками…
Он и не претендовал на создание литературного шедевра. Но знал, что одна русалка наверняка захочет спеть его творение, тем более что ритм совсем неплох.
Он и сам спел ее, сначала про себя, потом вслух, для миссис Гроуп, после чего стал трудиться над вторым куплетом.
Только когда поэма насчитывала шесть куплетов, где упоминались утки, селезни, пескари и стрижи, маркиз вдруг сообразил, что его дочь исчезла. Более того, одновременно с ней исчез очаровательный брат герцогини. Граф Гриффин, декламировавший его стихи и отличавшийся на удивление ясным взором.
