На следующее утро, когда Ночному Солнцу подошло время отправляться в путь, Марти изо всех сил старалась сохранить самообладание. Сияя лучезарной улыбкой, она поглаживала спину Ночного Солнца, пока тот, держа за узду жеребца, тихо разговаривал с Таинственным Воином.
Наконец Идущий-по-Следу положил широкую ладонь на плечо Ночного Солнца и, сжав его, пошел прочь.
Ночное Солнце повернулся к Марти.
Ее улыбка померкла, и она силилась сдержать жгучие слезы. Все, что нужно было сказать друг другу, они уже сказали наедине в их типи. Понимая, что, если он скажет что-нибудь теперь, слезы хлынут по ее щекам, Ночное Солнце вскочил на вороного, намереваясь умчаться галопом и поскорее исчезнуть из виду.
— Висинкала, — промолвил он так нежно и успокаивающе, что его низкий голос ласкал ее слух. Ночное Солнце наклонился и поцеловал Марти, едва касаясь ее губ. Потом выпрямился и пустил вороного рысью.
Марти смотрела вслед Ночному Солнцу до тех пор, пока облако пыли, поднятое копытами вороного, не рассеялось в неподвижном утреннем воздухе. Только после этого она побрела к жилищу Кроткой Оленихи.
У входа она остановилась, глубоко вздохнула и, заставив себя улыбнуться, вошла. Марти решила, во что бы то ни стало скрыть свой гнетущий страх от больной женщины.
Кроткая Олениха мирно спала. Марти с облегчением задернула полог, и села возле постели больной. Все утро Марти держалась спокойно, как подобает лакотским женщинам.
Однако теперь, когда Ночное Солнце уехал, а Кроткая Олениха крепко спала, силы покинули девушку и слезы хлынули из ее глаз. Сердце Марти разрывалось.
— Не плачь.
Услышав голос Кроткой Оленихи, Марти подняла голову и вытерла слезы.
— Нет…, я не плачу… Как ты себя чувствуешь, Кроткая Олениха?
— Лучше, чем ты, — ответила мудрая женщина.
Марти опустилась на колени возле постели Кроткой Оленихи. С благодарностью пожав протянутую ей руку, она призналась:
— Он уехал, Кроткая Олениха, и я очень волнуюсь!
— Знаю.
— Я люблю его, и мне страшно, что Ночное Солнце никогда не вернется. Я не вынесу этого. Если он исчезнет навсегда и у меня ничего не останется от него.
— Не могу сказать, вернется ли мой внук невредимым к тебе, но, даже если не вернется, с тобой навечно останется частичка его. — Она проницательно улыбнулась.
— Нет, я… Он будет… Не понимаю.
Марти умолкла, постепенно осознавая смысл слов Кроткой Оленихи.
Старушка кивнула.
— Ты вынашиваешь ребенка моего внука, да?
— Не знаю, я… — Она не задумывалась об этом. — О, Кроткая Олениха, неужели это правда?
— Да, — тихо ответила старушка. — Смешалась кровь двух великих семей. Кровь моего любимого мужа течет в жилах твоего ребенка.
— И кровь моих родителей, — возбужденно откликнулась Марти.
— Твое будущее дитя очень дорого всем нам. Другие останутся жить в нем.
На сердце у Марти полегчало, и, улыбнувшись, она переспросила:
— В нем? Ты уверена, что это будет мальчик?
— Уверена. Последний лакотский вождь.
— Последний? — Улыбка исчезла с лица Марти.
— Да. Дни моего народа сочтены. Если Ночное Солнце выживет, убеди его отправиться в твой мир и растить вашего сына в мире белых людей.
— Ты так хочешь?
Старая индианка нахмурилась:
— Нет, дитя мое, но так должно быть.
Ночное Солнце мчался как ветер.
Стремясь скорее добраться до места назначения, он гнал вороного во всю прыть и не давал поблажек себе.
Лицо Ночного Солнца застыло в мрачной решимости. Сосредоточившись на одной мысли, он несся на встречу, чреватую для него смертью.
При этой мысли Ночное Солнце горько улыбнулся. Сколько раз он встречался со смертью лицом к лицу и ни разу не испытывал страха. Какая разница, погибнет он или останется, жив, повергнет врага или сам погибнет от его руки? Все это зависело от судьбы, и Ночное Солнце полагался на нее.
Теперь все изменилось.
Он хотел жить, как никогда раньше. Впервые жизнь обрела для него ценность, стала богаче, полнее, счастливее. Молодой вождь хотел жить и любить златокудрую девушку, заботиться о ней, каждую ночь держать ее в своих объятиях, находиться рядом, когда она будет рожать ему сыновей и дочерей, мирно состариться вместе с ней.
Ночное Солнце нахмурился.
Шансов разделить будущее с любимой у него почти не было, и он понимал это. Несомненно, отец Марти убьет его.
От военного в синем мундире, оставившего шрамы на его теле и в душе, не стоит ждать понимания.
Плечи Ночного Солнца поникли.
Да будет так! Он и пальцем не пошевелит, чтобы защититься, потому что слишком любит дочь генерала. Возможно, ли убить отца златокудрой девушки и потом видеть осуждение и тоску в ее прекрасных зеленых глазах? Наверное, Ночное Солнце уже никогда не увидит вновь Марти, но генералу Уильяму Дж. Кидду нечего опасаться.
Эти мысли все еще преследовали Ночное Солнце, когда через шесть дней вдалеке замерцали газовые огни Денвера.
Похлопав по шее вороного, молодой вождь проговорил:
— Старина, только снеси меня вниз, к центру города, и я позволю тебе отдыхать до утра. Хороший уход и ведро овса — для тебя; ванна и постель — для меня. А завтра мы встретимся с генералом Киддом. Итак, вперед, мой мальчик.
Около полуночи Ночное Солнце спешился на Бродвее у большого освещенного дома своего друга Дрю Келли. К счастью, Дрю сам открыл дверь, и никто из слуг не увидел запыленного, одетого в кожу индейца, стоявшего в тени веранды.
— Джим! — Широко улыбнувшись, Дрю Келли заключил друга в объятия. — Входи, входи! Рад тебя видеть. Какого черта ты исчез так внезапно?
— Дрю, можно заночевать у тебя?
— Конечно, живи сколько пожелаешь. — Дрю ввел друга в холл. — Я скажу, чтобы позаботились о твоей лошади. Что снова занесло тебя в Колорадо?
— Я приехал встретиться с армейским генералом.
— Неужели? С кем-то конкретным? — удивился Дрю и увлек приятеля в библиотеку.
— С генералом Уильямом Киддом. — Дрю Келли опешил.
— Джим, похоже, ты не слышал новостей.
— Что за новости?
Дрю подошел к столику красного дерева и взял последний выпуск «Рокки-Маунтин ньюс».
— Прочитай-ка это, друг мой.
Ночное Солнце взял газету и быстро просмотрел заголовки.
— Нет. Боже, только не это!
Дневной туман начинал рассеиваться над Пресидио. Старший сержант Берт Халлаган, потрясенный только что прочитанным посланием, надел форменную фуражку и вышел из телеграфной конторы. Не слыша пронзительных криков чаек, Халлаган направился к гарнизонному коменданту, генералу Томасу Дарлингтону, недавно назначенному на этот пост.