Кэтрин больше не плакала. Из-за кончины монарха двор будет долгое время пребывать в трауре и никто не станет спешить со свадьбой ее Уильяма. Анна пожурила дочь за бессердечие и эгоизм, но та прервала ее неожиданным вопросом:
– Матушка, а кто такой епископ Стиллингтон?
– Впервые слышу это имя.
Девочка задумчиво посмотрела на мать.
– Наверное, он очень важен для герцога Ричарда. Когда я сегодня бегала, пытаясь узнать, что произошло, то видела, как герцог разговаривал с этим противным Рэтклифом. Они меня не заметили, и я слышала, как герцог сказал: «Не медля ни секунды скачите в Бат, не жалейте коней, но доставьте мне епископа Стиллингтона. И чем скорее, тем лучше, пока никто еще не опомнился». И, представьте, матушка, это было сказано еще до того, как герцог собрал всех в большом зале и объявил о кончине короля Эдуарда – да пребудет душа его в мире, – заученно перекрестилась девочка.
Спустя несколько дней Анна впервые увидела епископа Стиллингтона. Произошло это ночью, когда она осталась в опочивальне маленького Эдуарда. Принц чувствовал себя неважно, сильно кашлял, поэтому Анна предпочла побыть с ним до утра. Сон мальчика был неровен, он просыпался, начинал хныкать, и Анна, прикорнув возле него, тоже почти не спала. Когда мальчик под утро все же задышал ровно, она решила пойти к себе, но именно в этот момент ее внимание привлек лязг цепей опускаемого моста. К герцогу Ричарду в такое время нередко прибывали гонцы, и она не придала этому значения, однако, направляясь к себе по переходам, неожиданно увидела мелькнувший в арке двери свет и остановилась, наблюдая за странной процессией: впереди шел с факелом Рэтклиф, все еще в дорожной одежде и запыленном плаще, за ним следовали стражники в лязгающих сталью доспехах, а среди них она заметила священнослужителя в лиловой сутане епископа, но без скуфьи на голове, со всклокоченными седыми волосами. Он шел, странно озираясь, а когда споткнулся на лестнице, кто-то из солдат его грубо подтолкнул.
В это время в противоположном конце перехода показался Глостер. Он шагнул вперед и, потеснив кланяющегося Рэтклифа, протянул епископу руку. Анна даже различила голос мужа – негромкий, властный, но спокойный.
Епископ что-то ответил, но при этом словно еще сильнее сгорбился и последовал за Ричардом, понуро опустив голову.
Анна нахмурилась. Она поняла, что прибывший под конвоем епископ и был тем Стиллингтоном, о котором упоминала ее дочь. Однако почему его доставили едва ли не как пленника и под покровом ночи?
Покои принца Эдуарда располагались неподалеку от апартаментов Ричарда, и, немного поразмыслив, Анна направилась вдоль коридора в их сторону. Толстые стены замка не пропускали звуков, редкие масляные светильники тускло освещали завешанный коврами сводчатый проход. Анна ступала тихо, в глубине души осуждая себя за подобное безрассудство. Собственно говоря, какое ей дело до тайн мужа? Разве не дала она себе слово держаться в стороне? И когда Анна уже решила было вернуться, сбоку неожиданно растворилась дверь и Анна, вжавшись в стену, увидела Роберта Рэтклифа, который уже уводил епископа.
Дверь в кабинет Ричарда осталась открытой, и Анна из своего укрытия видела сидящего за столом супруга. Он поднял голову, и Анна, холодея, различила знакомую оскалившуюся улыбку. Через мгновение улыбку сменил смех – оглушительный хохот, переходящий в пронзительный крик, рев, радостный вой. Опасаясь быть замеченной, она не смела двинуться и вынуждена была только наблюдать. Лишь когда Ричард наконец немного опомнился и замолк, она со всех ног кинулась назад в спальню сына и долго не могла уснуть, вглядываясь в лицо спящего ребенка, словно опасаясь обнаружить в его невинных чертах признаки того чудовища, каким был его отец.
На другой день Анна увидела Ричарда лишь после обеда. С утра в Мидлхем прибыл еще один гонец, и теперь Анна уже знала, какого дома цвета были на нем – лорда Гастингса, друга покойного короля и ближайшего его поверенного.
Когда Ричард после разговора с гонцом пригласил Анну к себе, ее била дрожь. При одной мысли, что он заметил, как она вчера наблюдала за ним, ей делалось плохо. Однако Ричард держался с ней почтительно и с достоинством. Поцеловав супруге руку, он усадил ее в большое кресло напротив стола.
– Дорогая, довожу до вашего сведения, что уже сегодня я буду вынужден отбыть на Юг. За смертью моего брата последовали странные события. Бедный Эдуард – sin tibi terra levis[56]. – Он вздохнул и горестно перекрестился. Анна, вспомнив, с каким лицом стоял Ричард в часовне, отвела взгляд, чтобы скрыть презрение. Ричард же продолжил, не глядя на нее и машинально поигрывая рукоятью кинжала: – Наш венценосный брат, не ожидавший, что смерть нагрянет столь внезапно, решил в свои последние земные часы исправить то, на что так долго закрывал глаза. Он пожелал примирить извечных врагов – Вудвилей и старую аристократию. Поэтому он призвал их к своему ложу и заставил поклясться, что они объединятся ради блага Англии и станут надежной опорой в государственных делах двенадцатилетнему наследнику престола Эдуарду V. Протектором королевства король назначил меня. Об этом и сообщил мне прибывший от лорда Гастингса гонец. Признаюсь, все эти дни я ожидал, что вот-вот из Лондона ко мне явится посольство, дабы облечь властью и пригласить в столицу. Однако новый гонец Гастингса привез совсем иные вести. Вудвили ни за что не желают расстаться с властью. Невзирая на то, что при изъявлении последней воли короля присутствовало множество людей, они выкрали завещание и теперь требуют величать Элизабет королевой-регентшей. Юный же король должен срочно выехать из Ладлоу в Лондон, где Вудвили объявят его совершеннолетним, с тем чтобы лишить меня всякой власти.
Ричард умолк, ожидая реакции Анны. Она молчала, понимая, что Ричард не упустит своего шанса. Ей даже стало жаль мальчика-короля, который должен был оказаться под опекой такого человека, как ее муж. Покойный король, возможно, и ошибся, доверив наследника не матери, а Ричарду Глостеру. Но Эдуард IV имел возможность оценить государственный талант младшего брата и понимал, что как политику Ричарду нет в Англии равных. К тому же после победы над шотландцами Ричард стал самым популярным вельможей в стране, а окажись у власти Вудвили, вряд ли с этим смирилась бы старая аристократия.
И все же, зная, как ненавидел брата ее супруг и как шаг за шагом он пробирался к власти, она засомневалась, что Эдуарду V удастся достичь совершеннолетия при протекторате Ричарда. «Меня связывает верность», – гласил знаменитый девиз Глостера, но Анна давно знала, насколько тонки и непрочны узы, связывающие короля и его брата.
