– Нет. В самом деле-то она сказывала, что бежать с ним не собирается, но ведь – зачем же тогда ей надобно в часовню Гросвенор? – опять спросила Хатчингз. – Ночью-то, в этакую темень, – добавила она осуждающе.
«Часовня Гросвенор... – какое-то неприятное предчувствие закралось в сознание Аша. Вспомнил то утро, когда поднял ее бездыханную, как при смерти. – Да, тогда она пришла туда, чтобы сбежать с Саттерли; но она ведь говорила еще, что тогда-то и произошло перемещение ее из двадцатого столетия в девятнадцатое, – и он замер, похолодев; ужас пронизал его до мозга костей. – Аманда ведь упоминала о возврате в свою эпоху! Неужели она задумала осуществить это прямо сейчас? О Боже праведный, не надо! Только не сейчас! Нельзя же так сразу потерять ее!» – он никак не мог с этим согласиться – ведь он даже не успел сказать ей, что любит ее.
Аш гнал лошадей с такой скоростью, с какой никогда раньше не ездил по городу; в считанные минуты он домчал до часовни Гросвенор и резко натянул поводья. Выпрыгнув из коляски, махнул Хатчингз и груму, чтобы оставались в экипаже, и крикнул им:
– Будьте здесь!
Он рывком распахнул дверь часовни и, войдя, сразу ринулся к тому месту, где колыхался слабый огонек фонаря. Там и сидела Аманда! «Господи, но если...» Однако тот, кто сгорбился на скамье с нею рядом, слишком велик и нескладен, чтобы быть Космо Саттерли! Приблизившись к Аманде, он с удивлением увидел, что рядом с нею сидит – слава Богу! – ночной сторож.
Аманда резко обернулась на звук шагов Аша и вскочила на ноги – точно так же, как она сделала в тот раз. Сейчас, однако, она не упала, а стояла прямо, напряженно глядя на него, словно перед нею возник сам дьявол с рогами и хвостом.
– Аш! Что вы... – она покачнулась, он подхватил ее и, поддерживая, бережно усадил на скамью. Она посмотрела на ночного сторожа, который расплылся в щербатой улыбке.
– Не серчайте, хозяин, но я обожду там, в сторонке, – он встал и зашаркал во тьму другого придела церквушки.
– Нет! – закричала Аманда. – Не уходи те! Вы же должны... – Но массивная фигура уже растворилась во мраке.
– Аманда, слава Богу, я нашел вас вовремя! Неужели вы собирались... вернуться туда... где...
– Да, Аш. Очень жаль, что вы появились некстати, потому что это именно то, что я обязана сделать; я надеялась уйти без лишних... дополнительных... неприятностей между нами.
– Не надо, Аманда! Не будет больше не приятностей. Ведь я затем и приехал сюда... чтобы извиниться за все, что я наговорил вам утром. Любимая моя, я вел себя ужасно глупо, но надеюсь, что вы простите мне все мои обидные высказывания. Я думаю о вас совсем не то, что говорил. Похоже, у меня гордости гораздо больше, чем надо.
Аманда робко улыбнулась:
– Да, пожалуй, это так. Но разве вы не понимаете, Аш... – она умолкла на полуслове, словно что-то вдруг до нее дошло. – Как вы только что назвали меня?
Аш привлек ее к себе и нежно прошептал:
– Любимая моя. Очень много времени потратил я напрасно, пока не понял, что...
Аманда резко выпрямилась:
– Но ваша любимая вовсе не я. – И сердце ее больно сжалось. – Вы любите Лиану, со мной все кончено, вы можете вернуться к ней. У вас теперь достаточно денег, чтобы...
– Господи, неужели вы полагаете, что меня, кроме денег, ничего не заботит? Деньги иметь хорошо, но разве вы не понимаете, что без вас ни восстановление Поместья, ни все остальное – ни черта не значит? А что касается любви к Лиане... – он обнял ее за плечи, привлек опять к себе и начал покрывать нежными поцелуями ее волосы, лоб, щеки. – Вопреки всеобщему мнению, моему в том числе, я никогда по-настоящему и не любил ее. Мои чувства к ней были лишь продолжением детского увлечения, за которое я упрямо цеплялся очень долго, пока совсем не перерос его.
– Но ведь сегодня... – Аманда ощутила как внутри у нее начинает тихо подниматься чудесная волна надежды, – вы же целовались с нею.
– То, что вы видели, любимая моя, было лишь выражением дружеского расположения. Я всегда буду по-доброму относится к Лиане, как каждый человек, которому дороги воспоминания детства. Она всегда будет моим другом и, надеюсь, вашим тоже. А поцеловал я ее сегодня в щечку, поздравляя по случаю ее помолвки с Реджи Смитом-Вулвертоном.
– Ох, – выдохнула Аманда, и волна надежды стала выше и, несмотря на все усилия Аманды погасить ее, начала захлестывать сердце. Не могла еще поверить, что Аш не любит Лиану. Еще меньше верилось, что он любит ее, Аманду. Ей очень этого хотелось, но на жизненном опыте она много раз убеждалась в простой закономерности – то, чего больше всего желаешь, почти никогда не сбывается.
– Что? – отрешенно прошептала она, осознав, что Аш опять говорит ей что-то.
– Я просто поинтересовался, не можем ли мы отложить на время тему Лианы. Я бы охотнее поговорил о нас самих.
У Аманды до боли свело горло.
– А что говорить о нас, Аш? Мы условились вступить в брак по расчету, но я не смогу такое вынести.
– Я тоже, любимая, – нежно, пальцами, он стал ласкать ее лицо, и от его прикосновений в ней начали вскипать чувственные желания такими вихрями, о существовании которых она и не подозревала. – Я понимаю, что наши отношения были... несколько неровными... раньше. Поскольку долго считал свою невесту красивым ничтожеством, но когда обнаружилось, что она слегка другая, то не знал, как мне быть. – Криво усмехнувшись, добавил: – Моему представлению не способствовало и то, что эта другая оказалась чрезмерно независимой и возмутительно искренней в суждениях. Если уж я не влюбился в красивую куклу, откуда было знать, что рухну, как подрубленное дерево, перед очаровательной скандалисткой, – он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. – «Глаза у него, – подумала, как в полусне, Аманда, – мерцают, будто туман на летней заре». – После такого моего отношения к ней, после всех моих поступков и высказываний едва ли мог я надеяться обнять ее, – он нервно хохотнул. – О, дорогая, если бы вы только знали, как страстно я желал этого!
– А вы не думаете... – Аманда с трудом подбирала слова, – что я... что я – чудище?
– О Господи! – произнес Аш. – И вы об этом... – он обнял ее крепче. – Нет, моя дорогая. Я думаю, что ты – редкое явление, чудо, к которому надо относиться бережно, как к сокровищу, которое надо изучать и любить, – и он принялся покрывать ее щеки поцелуями, легкими, как мотыльки. И вдруг где-то глубоко внутри Аманды что-то щелкнуло, словно ее отключили от линии ложного телефонного вызова. Потом появилось тихое потрескивание, оно стало нарастать, словно образовывалась какая-то глубокая расселина и будто из этой расселины начало клубиться невыразимое тепло, заполняя всю душу. Теплый прилив дошел до гортани, в горле запершило, потом защипало в глазах, и наконец он хлынул в сознание. – «Он любит меня! Именно меня, а не ту, красивую, как Барби, куколку, что смотрит по утрам на меня из зеркала. Меня – женщину, живую, со всеми недостатками, спрятанными за фасадом с голубыми глазами и алыми губами».
