— А мой муж разбогател, не участвуя ни в каких заговорах, — со слабой улыбкой произнесла Анжелика. — Наверное, это и кажется подозрительным…
Мадемуазель не стала возражать против такой версии. Она добавила, что, по мнению двора, пренебрежение придворной куртуазностью — большой порок. Но, тем не менее, это не может служить основанием для приказа о заключении в тюрьму, подписанного самим королем.
— Вашему мужу наверняка что-то известно, — с уверенностью заключила она. — В любом случае помочь вам может только король. Да, у вас немного возможностей для маневрирования. Король прошел у Мазарини школу флорентийской и венецианской политики. Он может с улыбкой на устах и даже со слезами на глазах — ведь Людовик очень эмоционален — готовить кинжал, которым заколют его друга.
Увидев, как Анжелика побледнела, покровительница обняла ее за плечи и жизнерадостно произнесла:
— Ну, полноте, я, как водится, пошутила. Не стоит меня принимать всерьез. В этом королевстве никто больше не принимает меня всерьез. Итак, довольно разговоров, перейдем к делу: вы хотите встретиться с королем?
И когда Анжелика, измученная внезапными переходами от согревающей надежды к ледяному отчаянию, бросилась в ноги Великой Мадемуазель, обе дамы разрыдались.
После того как они успокоились, мадемуазель де Монпансье предупредила, что время для роковой встречи уже назначено: король примет мадам де Пейрак через два часа.
Вместо того чтобы разволноваться еще сильнее, Анжелика внезапно почувствовала, что ее охватило странное спокойствие. Сегодня все будет решено.
У нее не было времени возвращаться в квартал Сен-Ландри, и она попросила у Мадемуазель разрешения воспользоваться ее пудрой и румянами, чтобы привести себя в порядок. Мадемуазель предоставила в распоряжение графини де Пейрак одну из своих горничных.
Глядя в зеркало туалетного столика, Анжелика спрашивала себя, настолько ли она еще привлекательна, чтобы добиться расположения короля. Она немного раздалась в талии, а лицо потеряло детскую округлость. Молодая женщина осунулась, побледнела, под глазами залегли темные круги. Придирчиво вглядевшись в собственное отражение, Анжелика призналась себе, что, в конце концов, удлинившийся овал лица и глаза, казавшиеся больше из-за окружившей их синевы, ей даже идут. У нее теперь трогательный, волнующий вид, не лишенный обаяния.
Анжелика слегка подкрасилась, приклеила к виску черную бархатную мушку и позволила горничной подправить себе прическу.
Она снова посмотрела на свое отражение — зеленые глаза сверкали, как у кошки в ночи. И она прошептала:
— Это больше не я! Но все же эта женщина очень красива. О, король не сможет остаться безразличным! Но увы! Боюсь, я не смогу выказать должного смирения. Господи, помоги мне быть смиренной перед ним!
Анжелика сделала глубокий реверанс и выпрямилась. Сердце ее колотилось. Перед ней стоял король. Он подошел неслышно, его высокие лакированные деревянные каблуки утопали в толстом шерстяном ковре.
Анжелика заметила, что дверь маленького кабинета снова закрылась и она осталась наедине с монархом. Молодая графиня почувствовала смущение, почти что впала в панику. Она никогда не видела короля без сопровождения многочисленной свиты, и оттого он никогда не казался ей по-настоящему живым и реальным человеком, а воспринимался скорее как актер на сцене.
Сейчас же Анжелика ясно ощущала присутствие мужчины, довольно крупного, но хорошо сложенного, от которого веяло тонким ароматом ириса — ирисовой пудрой он, в соответствии с модой, присыпал густые каштановые волосы. И этот мужчина был королем.
Она осмелилась поднять глаза.
Людовик XIV разглядывал молодую женщину с серьезным и бесстрастным видом. Казалось, он пытается вспомнить имя посетительницы, хотя оно только что было названо Великой Мадемуазель. Анжелика чувствовала, как холодный взгляд короля парализует ее.
Она не знала, что Людовик XIV, не унаследовав простоты своего отца, короля Людовика XIII, унаследовал его застенчивость. Он страстно любил пышность и блеск и изо всех сил старался побороть чувство неполноценности, столь не соответствующее величию его титула. Хотя король был уже женат и не прочь поухаживать за дамами, при встрече с женщиной, особенно если она была красавицей, он всякий раз испытывал смущение.
А Анжелика, бесспорно, была красива. Особенно хороши были, хоть она об этом и не подозревала, ее гордая осанка и взгляд — одновременно скромный и смелый, который мог показаться дерзким и вызывающим, если бы в нем не отражались присущие юности невинность и искренность. Когда молодая женщина улыбалась, ее лицо преображалось, яснее выражая симпатию, которую она испытывала к окружающим ее людям, да и к жизни вообще.
Но сейчас Анжелика не улыбалась. Она принуждена была ждать, пока король заговорит, и по мере того, как его молчание затягивалось, тишина буквально сжимала ей горло.
Наконец король решился и начал разговор, немного покривив душой:
— Мадам, я вас не узнал. Где чудесное золотое платье, которое было на вас в Сен-Жан-де-Люзе?
— Сир, мне в самом деле неловко, что приходится предстать перед вами в столь простом и далеко не новом туалете. Но у меня больше ничего не осталось. Вашему Величеству должно быть хорошо известно, что на все мое имущество наложен арест.
Лицо короля приняло ледяное выражение, которое сразу же сменилось улыбкой.
— Вы решили сразу же перейти к делу, и это правильно. Вы напоминаете мне, что у короля каждая минута на счету и что у него нет времени на болтовню. Но вы чересчур суровы, мадам.
Бледные щеки молодой женщины слегка порозовели, и она смущенно улыбнулась.
— Я вовсе не хотела напоминать вам об обременяющих вас многочисленных обязанностях, сир. Я лишь прямо ответила на ваш вопрос. Мне не хотелось бы, чтобы Ваше Величество сочли мою небрежность причиной того, что я осмелилась появиться перед вами в поношенном платье и с более чем скромными украшениями.
— Я не отдавал приказа о наложении ареста на ваше личное имущество. Более того, я собственноручно распорядился оставить мадам де Пейрак на свободе и никак ее не притеснять.
— Я бесконечно признательна Вашему Величеству за внимание, проявленное ко мне, — произнесла с поклоном Анжелика. — Но личного имущества у меня нет, и, поскольку я спешила в Париж с намерением узнать, что случилось с моим супругом, я захватила с собой лишь самые необходимые вещи и немного драгоценностей. Но я здесь не для того, чтобы жаловаться на свое бедственное положение, сир. Моя единственная забота — судьба моего мужа.
