Сказать ли, что я не смогла устоять перед этим признанием? Да разве сие требует пояснений… Более ничего не напишу, — боюсь. Чего боюсь — сама не ведаю, но мне нынче тревожно».
Катерина бережно просушила чернила и припрятала записки в ящик стола. И вовремя она это сделала! Дверь ее спальни с шумом распахнулась, и на пороге появился Григорий.
— Воистину говорят: ученая жена есть погибель для мужа, — тихо сказал он. — Опять пишете? Что же вы все пишете?
Катерна повернулась к мужу:
— Вы что-то желали? — она старалась быть спокойной и не подать виду, как она разволновалась, при появлении Григория.
— Да разве вас интересуют мои желания? А впрочем… — он помолчал в притворном раздумье. — Не соблаговолите ли вы спуститься вниз? Там, кажется, кухарка вас искала, — Григорий усмехнулся.
— Я сейчас приду, — кратко ответила она.
Долентовский ничего на это не сказал, а просто развернулся и молча вышел.
Катерина прикрыла глаза. Перед ее внутренним взором тут же возникла чудная картина…
— Я благодарю провидение за то, что оно привело нам встретиться… И ненавижу его за то, что встреча произошла так поздно…
— Нет, вы не смеете такое говорить…
Катерина больше по обязанности шептала эти слова, что так не соглашались с ее чувствами. Будь ее воля, она тут же бы кинулась Ивану на шею, презрев все обычаи и условности, но все же…
— Отчего? — меж тем продолжал он. — Отчего вы запрещаете говорить мне правду? Я говорю лишь то, что чувствую. С первой минуты, как только я увидел вас, я полюбил… И для меня нету ничего горше сознавать, что вы отданы другому и счастье для нас невозможно!
Катерина тихонько вздохнула. Прижми он ее сейчас к своей груди, и она на все будет согласна. Не дай Боже, чтобы ему пришло это в голову! Она подняла на него глаза и слабо улыбнулась.
— Если это счастье не для нас, то о самой его возможности надобно забыть, — пробормотала она.
Во рту у Екатерины пересохло, и она, чтобы унять бешено колотящееся сердце, прижала руки к груди. Иван будто почувствовал, что с нею происходит. Он ничего не ответил, только глаза его вдруг блеснули, а пальцы непроизвольно сжались.
— Уходите же, — шепнула Катя. — Уходите…
— Не могу… Воля ваша, не могу… — ответил он.
Она прикрыла глаза. В голове промелькнуло: «Надобно мне уйти… Надобно… А то долго ли до греха…»
Катерина глубоко вздохнула и, открыв глаза, подняла лицо. Солнце выглянуло из-за тучки и лучами коснулось ее щек.
— Катя, — услышала она и тут же крепкие руки Ивана заключили ее в объятия.
Губы его коснулись ее губ, и Катерина, не помня себя, обхватила Ивана за плечи и с жаром ответила на его поцелуй.
— Не пущу, не пущу тебя… — бормотал он сквозь поцелуи. — Ты моя… Моя будешь…
Катя вдруг с силой оттолкнула его от себя и кинулась прочь. Но Иван уж не хотел остановиться. Он в два счета догнал ее и вновь прижал к себе.
— Нет уж, не пущу я тебя! — жарко проговорил Иван.
— Нет! — чуть не крикнула она. — Нельзя! Пусти!
Тут же его руки разжались, и Катерина, тяжело дыша, стояла уже далеко от него.
— Я люблю тебя и все сделаю для тебя. Все, что пожелаешь! — бросил он.
— Тогда уходи! Уходи сейчас и оставь меня, — велела Катя.
Он помедлил не более минуты. Затем развернулся и пошел прочь, не говоря ни слова. Едва увидев, как он скрылся за поворотом, Катерина кинулась к дому. Одному Богу ведомо, как ее взволнованный вид остался незамеченным тогда…
Катерина опустила голову. Она даже не сразу поняла, чьи это руки обнимают ее.
— Катя, Катя… — услышала она шепот.
Она слегка подалась назад, в теплые объятия, и тихонько вздохнула.
— Что же ты, Катя, опять замечталась?
— Григорий! — вздрогнула, придя в себя, Катерина и обернулась к мужу.
— А вы кого ждали? — усмехнулся он.
Ну что тут ответишь? Катя только слабо улыбнулась.
— Погибель ты моя… — вдруг шепнул Долентовский. — Чувствую, доведешь до греха… — он поцеловал ее, с неожиданной страстью прижав к себе.
— Что ты? О чем ты говоришь? — встревожилась она.
— Да так, ничего особенного, — задумчиво ответил он. — Что-то ты мечтать много стала. А о чем? Непонятно… Раньше все книги читала да писала что-то, а теперь… — Григорий пристально взглянул в глаза жене. — Может быть, и я в этом виноват… — он погладил Катю по голове. — Оставил я тебя совсем одну, замучил в этой глуши. Но не могу я, не могу тебя в столицу отвезти, пойми… Нельзя мне туда ехать.
— Отчего нельзя? Ты не говорил мне никогда об этом… — Катерина с тревогой посмотрела на мужа. — Расскажи, — почти потребовала она.
Григорий немного отстранился от нее и, не отводя взгляда от Кати, неожиданно для самого себя ответил:
— Про опалу, про каторгу слыхала?
— Да.
— Многие друзья мои теперь каторжане, а кто и на плахе… — он помолчал. — А мне вот повезло… — задумчиво примолвил он. — Я лишь в ссылке оказался. Отправили в самое мое дальнее имение и не велели в столице показываться. Никогда…
— Бедный мой… — Катерине вдруг стало так его жалко, что она едва удержалась, чтоб не заплакать.
Слезы как-то вдруг хлынули к глазам и стали комом в горле. Григорий увидел, как исказилось ее лицо.
— Ну что ты, не жалей, — усмехнулся он. — Я вон как хорошо устроился: женился… Ты вот рядом…
Катя улыбнулась и погладила мужа по щеке.
— Я-то тебя люблю. Как в первый раз тогда увидел, так сразу полюбил… Никогда я тебе слов таких не говорил, все недосуг, да не ко времени, да и неловко как-то слова такие говорить.
— Отчего неловко? — ее улыбка стала шире. — Самые приятные слова, которые всякая женщина желает слышать, а ты говоришь — «неловко»…
Григорий рассмеялся.
— Да, я знаю! А язык не слушается. К тому же… А ты меня любишь ли? — вдруг спросил он. — Ведь, хотя ты и не сопротивлялась нашему браку, и согласие тогда дала вполне добровольно, но о любви ни разу не говорила. А я когда решил на тебе жениться, то нарочно сперва к тебе первой пришел. Улучил момент, все обычаи отринул, а первой — к тебе… Не хотел, чтоб тебя неволили. И ты сказала «да», хоть я и немало был тому удивлен, ведь знакомы мы с тобой были совсем недолго. Что ж ты молчишь?.. — нетерпеливо прибавил он.
— Не знаю, что сказать… — покачала она головой.
— Так ты меня любишь? — повторил он.
— Люблю, конечно, люблю, — поспешно ответила Катерина.
Григорий пристально посмотрел на жену:
— Странно это… Странно… Ну что же… И почему ты тогда согласилась? — задумчиво пробормотал он.
