Кони толкались и гарцевали перед стартовой чертой, обозначенной на траве песком, которым посыпали пол в королевских покоях. Прибыл герольд с рогом и, поднеся его к губам, смачно дунул. Кони и люди перемахнули через черту, словно выпущенные из катапульты. Зрителей осы́пали комья земли. Гуго следил за вздымающейся белой шкурой Стрелки и серебристым стягом ее хвоста. На мгновение ее обступило море гнедого, рыжего и вороного, но вскоре она вырвалась вперед, словно облачко, влекомое ветром.
– Он слишком сильно ее погоняет. – Гуго поднялся на цыпочки, когда лошади скрылись из виду. – Надо было задать темп. Стрелка надорвется!
Уловив напряжение в собственном голосе, Гуго собрался с духом, понимая, что за ним наблюдают. Наследник графства Норфолк не должен выказывать слабости перед равными, в особенности когда все обсуждают союз с Маршалом. Кто питает слабость к лошади, может оказаться слаб и в других областях.
Сквозь подошвы сапог Гуго чувствовал бешеный стук копыт. Ральф кричал пронзительным, словно лезвие ножа, голосом:
– Они впереди! Впереди! Давай, девочка, лети, словно ветер!
Стрелка действительно мчалась к финишу первой, но с каждым шагом вороной де Браоза настигал ее, как и гнедой архиепископа. Кобыла скакала во весь опор, но перестаралась в начале дистанции и теперь выбивалась из сил.
– Давай! – заорал Ральф, вскидывая кулаки в воздух. – Давай!
Стрелка прижимала уши к голове и боролась за каждый шаг, пока вороной обходил ее справа, а гнедой слева. Длина, половина длины, голова. Длинный Меч поднял руку и опустил хлыст, затем еще раз, и кобыла почти распласталась вдоль земли в последнем рывке, благодаря которому ее голова и плечи пересекли песчаную черту первыми. По инерции продолжая скакать, она споткнулась, пошатнулась и рухнула, перебирая ногами. Длинный Меч скатился в сторону и лежал, свернувшись клубком, пока другие лошади не прогрохотали мимо. С диким криком Гуго подбежал к кобыле и упал рядом с ней на колени. Из ее ноздрей бежали алые струйки, и хотя она еще дышала и пыталась подняться, он знал, что видит мертвую лошадь.
Длинный Меч, шатаясь, встал и с пепельно-бледным лицом побрел по истоптанной траве к умирающей кобыле.
– Иисусе! – выдохнул он и утер рот ладонью. – Господи Иисусе!
Гуго его не слышал. Он смотрел, как гаснет свет в глазах Стрелки, как ее попытки подняться на дрожащих ногах переходят в агонию. Жаркая кровь Стрелки стекала ему на колени. Склонившись над лошадью, Гуго положил ладонь ей на щеку и погладил хохолок на лбу.
Последний вздох слетел с ее губ, и ноги перестали дергаться. Кровь застыла в жилах Гуго. Вокруг толпились люди, смотрели, восклицали, привлеченные трагедией и зрелищем. Подошел Уильям де Браоз, поглядел, скривив губы, и сунул увесистый кошелек в руку Длинного Меча.
– Вам повезло, что черта не была проведена на десять ярдов дальше, – прорычал он. – Что толку иметь быструю лошадь, если она падает под вами замертво?
Еще раз презрительно глянув через плечо, он зашагал к своему вспотевшему скакуну.
Ярость пронзила Гуго, словно вспышка молнии. Шатаясь, он встал, подол его синей котты был перепачкан кровью Стрелки.
– Вы использовали хлыст, – задыхаясь от ярости, обвинил он Длинного Меча.
– Всего один раз. – Длинный Меч учащенно дышал, прижимая руку к ребрам. – Господь свидетель, она умерла, потому что была недостаточно крепкой, а не из-за того, что я ударил ее. Это могло случиться когда угодно. Лучше сейчас, чем в разгар охоты или на поле боя.
Эти оправдания лишили Гуго самообладания, и он схватил Длинного Меча за горло.
– Вы загнали ее до смерти! – всхлипнул он, голос его дрожал. – Ее кровь на ваших руках!
Но кровь была на его руках, забилась под ногти, окрасила складки на костяшках пальцев.
Отец оттащил Гуго от Длинного Меча, вклинившись между ними.
– Довольно! Хватит устраивать спектакль на потеху публике.
Длинный Меч сухо кивнул. Он был бледен и явно испытывал боль. Гуго обхватил себя руками, пытаясь укротить бешеную злобу.
– Я возмещу вам потерю, – пообещал Длинный Меч. – Куплю другого коня… на этот раз крепкого и со здоровыми легкими.
– Мне ничего от вас не надо! – оскалил зубы Гуго. – Я не взял бы у вас серебра, даже если бы голодал и нуждался. Эта лошадь была для меня дороже денег… Но вам этого не понять!
Длинный Меч промолчал, хотя по его лицу было ясно, что он считает Гуго сентиментальным глупцом, без меры привязавшимся к животному. Длинного Меча также возмутило, что его предложение было столь нелюбезным образом отвергнуто.
Прибыл король. Кто-то поднял хлыст, который Длинный Меч уронил, скатившись с загнанной лошади, и теперь Иоанн сжимал его в руке.
– Плохо дело, – покачал он головой. – Мои соболезнования, Биго. Ваша кобыла была очень быстрой, но скорость еще не все. – Он саркастично посмотрел на Роджера и Гуго. – Вам следует больше внимания уделять родословной и потомству.
– Сир, благодарю за заботу и совет, – невозмутимо ответил Роджер. – Не сомневайтесь, я приму его близко к сердцу. В любой родословной встречаются огрехи.
– Несомненно, милорд, – кисло улыбнулся Иоанн.
Он было направился прочь, но бросил через плечо взгляд на Длинного Меча:
– Можете воспользоваться моими покоями, пока меня нет, если вам нужно залечить свои раны.
– Благодарю, сир, но я присоединюсь к охоте, – покачал головой Длинный Меч.
– Как пожелаете. Ваше рвение достойно похвалы… хотя и безрассудно. – Иоанн легонько хлыстом похлопал Длинного Меча по плечу и удалился.
Когда король ушел, Длинный Меч протянул кошелек с пятью марками Роджеру, и тот не стал отказываться.
– Я сожалею о том, что случилось, – задыхаясь, произнес он, – но лошадь все равно бы пала рано или поздно.
– Вы это уже говорили, и я с вами согласен, – равнодушно ответил Роджер. Гуго промолчал, поскольку, в отличие от отца, вовсе не был согласен.
Длинный Меч с трудом поклонился и осторожно направился к своему скакуну. Ральф, который жадно наблюдал за стычкой со стороны, поспешно подвел лошадь к подставке. Когда Длинный Меч сел в седло и собрал поводья, лицо его было бледным и потным, но решительным.
Когда охота умчалась прочь, конюхи из дома Биго принесли веревки, чтобы оттащить кобылу. Гуго с отвращением разглядывал кошелек в руке отца.
– Это кровавые деньги. – Его кадык судорожно дергался. – Он отдал деньги за пари, которое стоило жизни моей кобыле, и считает, будто мы в расчете, но будьте уверены, сир, я никогда не дам ему больше ничего своего, клянусь в том до гробовой доски.
Кавершем, март 1204 года
