– Господь милосердный, да у нее внукам уже почти четырнадцать лет! Она ведь давным-давно бабка! – злобно воскликнул другой.
Но маркиз подозревал, что главной причиной всевозрастающего влияния леди Хартфорд на принца была ее непокоренная добродетель. Не многие верили в это. Особенно злобствовали газетчики и карикатуристы, в их произведениях не было ни одного правдивого слова, сплошная клевета. Сам же Осминтон был убежден, во-первых, основываясь на рассказах принца, а во-вторых, исходя из своих собственных наблюдений, что леди Хартфорд хотя и принимала пылкие ухаживания регента, вовсе не собиралась становиться его любовницей. И ей было трудно удержать принца от вспышек эмоций и чувств, которые обычно заканчивались внезапными и сильными приступами болезни. Эти приступы сопровождали его всю жизнь, и все, кто помнил его прежнюю привязанность к миссис Фитцгерберт, прекрасно знали и симптомы болезни. Обычно у него начинался жар, пульс учащался, его охватывало жуткое волнение, начинались судороги, а потом все переходило в тяжелое воспаление легких. Он был достаточно умен, чтобы понять: все его болезни происходили от болезни духа.
– Черт побери, Хилтон, – сказал однажды принц, – у меня столько причин для раздражения и огорчения, что мои постоянные болезни вовсе не удивительны. Это все слишком серьезно.
Чем старше он становился, тем больше у него появлялось причин для раздражения и огорчения. Поэтому маркиз предпочел принять сторону леди Хартфорд, нежели предоставить принцу, которого тревожила и пугала подобная перспектива, самому обдумывать дату предстоящего торжества.
– Я уверен, сир, – успокаивающе произнес он, – не стоит больше откладывать.
– Да, пожалуй, а не то я и вовсе откажусь от этой затеи. И не стану устраивать прием, – раздраженно отозвался принц.
– Мы все были бы очень огорчены, – кротко заметила леди Хартфорд.
Принц улыбнулся ей. Все его раздражение как рукой сняло, и он тотчас превратился в преданного и нежного обожателя.
– Я никогда не посмел бы, и могу в этом торжественно поклясться, сделать такое, что могло бы вас опечалить хоть на миг.
– Тогда, сир, обещайте больше не волноваться. Выберите любой день и будьте уверены, Господь благословляет вас.
Она почтительно поклонилась принцу и сделала это с изяществом и грацией, хоть и была туго затянута в корсет (над этим корсетом без устали и без меры злобствовали все газетчики).
– Вы уже уходите? – торопливо спросил принц.
– Да, сир, мне пора, но мы увидимся вечером.
– Я буду считать минуты… нет, секунды до нашей встречи! – воскликнул принц.
Он проводил ее до двери, а маркиз остался ждать его возвращения в желтой гостиной.
Принц вернулся сияющий и счастливый, как мальчишка, несмотря на свои сорок восемь лет.
– Потрясающая женщина! Восхитительная! – шептал он. – Если бы я только мог жениться на такой!
Принц ненавидел свою жену и не мог сдержать переполнявших его чувств, поэтому маркиз поспешил переменить опасную тему:
– Вы хотели видеть меня, сир? Что-то срочное?
– Да, нечто очень важное и нужное для меня, Хилтон, – ответил принц. – Я хочу знать ваше мнение о нескольких картинах, которые мне предложили. Полагаюсь на ваш хороший вкус и надеюсь, что с вами я не наделаю глупостей, как в прошлом месяце.
Справедливости ради стоит отметить, что принц и сам обладал тонким вкусом. Просто он всегда был лакомой добычей для каждого нечестного дельца. И в прошлом месяце он заплатил кучу денег за подделку. Маркиз определил это сразу, как увидел. Позвали и других экспертов, которым оставалось лишь подтвердить правоту Осминтона. И принц еще более утвердился в своем весьма высоком мнении о маркизе как знатоке картин и многих других необходимых вещей.
– Буду рад помочь вам советом, сир, – ответил маркиз, – но ведь вас и самого непросто обмануть.
– Хотелось бы в это верить, но кто из нас не ошибался хоть раз в жизни?
– Вы правы, сир, – согласился маркиз.
Он было направился к дверям, как принц вдруг увидел на полу маленький носовой платок. Видимо, его обронила леди Хартфорд: он лежал возле стула, на котором она сидела.
Принц поднял его и поднес к губам.
– Это платок Изабеллы, – проговорил он, хотя маркизу вовсе и не надо было этого объяснять, – я буду носить его у сердца, ведь оно принадлежит ей.
Маркиз ничего не ответил, и регент воскликнул, всплеснув руками:
– Я вас не понимаю, Хилтон! Почему вы при всех ваших несомненных достоинствах остаетесь равнодушным к женским чарам и, насколько мне известно, никогда не теряли голову из-за женщин?
– Думаю, что в отличие от вас, сир, – улыбаясь, ответил маркиз, – я слишком большой эгоист и могу питать горячие и глубокие чувства лишь к самому себе.
Регент засмеялся, но потом сразу перестал и сказал совершенно серьезным тоном:
– И все же мне это кажется странным: вы один из самых красивых и знатных людей, каждая прелестница только и мечтает оказаться в ваших объятиях, а вы не считаете даже возможным снизойти до них (во всяком случае, они мне так говорили).
– Это не совсем так, сир, – отозвался маркиз, вспомнив про свои многочисленные романы.
И, словно прочитав его мысли, принц резко сказал:
– Вы, Хилтон, прекрасно понимаете, о чем я пытаюсь вам сказать. Женщины для вас ничего не значат, они вам легко достаются, и, как только вам наскучит одна, вы тут же находите другую. Вы выбрасываете их, словно это засохшие цветы.
– Можно сказать и по-другому, сир, – негромко проговорил маркиз, – мне нравится разнообразие…
– Вы мне очень симпатичны, я ценю вас, – продолжал регент, – наверное, поэтому мне хотелось бы думать о вас как о влюбленном, действительно влюбленном, как и я сам.
Маркиз подавил желание сказать, что он от всей души надеется, что подобная незавидная, даже, можно сказать, страшная участь никогда не постигнет его, и произнес вслух:
– Наверное, сир, дело здесь в удаче. Одному удается найти себе женщину, которую невозможно забыть, а другой вынужден искать всю жизнь.
Регенту очень понравилось такое объяснение.
– Правда, правда, Хилтон! – воскликнул он. – Вот я нашел ту, что искал, и благодарю Господа за эту удачу! А вы все еще продолжаете ваш поиск, словно исследователь, познающий неведомое.
– Сир, мне теперь кажется, что я взялся за чрезвычайно опасное дело, – с улыбкой заметил маркиз. – Ну что ж, давайте-ка внимательно посмотрим на ваши картины и решим, соответствует ли цена их достоинствам или она всего лишь проявление богатой фантазии продавца.
Такие вещи, насколько он знал, случались на каждом шагу. Лондонские торговцы были готовы на любую хитрость, любой обман, только бы всучить принцу свои товары. Вот и теперь только две картины, предложенные принцу, вполне заслуживали тех денег, что за них просили, а все остальные, несомненно, были подделками.
