Женщины завизжали и побежали в другую половину зала, когда Фейн оказался один на один с бароном, потерявшим над собой контроль.
– Ваш брат был завсегдатаем игорных домов. – Фейн пытался отойти на середину комнаты, все еще надеясь избежать столкновения, – Он был шулером. И его смерть была лишь делом времени.
Фейн пожалел о сказанном еще до того, как успел договорить.
Холленсвот издал душераздирающий, животный вопль. В его карих глазах кипела ненависть, требовавшая выхода. Расмкар схватил барона за руку в тщетной надежде остановить. Попытка защитить друга стоила графу мощного удара в челюсть. Рамскар упал на пол, не издав ни звука. Холленсвот снова бросился на Фейна, пока никто больше не стоял у него на пути.
Фейн охнул, когда барон протаранил его головой в живот, и упал навзничь. Время словно остановилось, и Фейн понял, что это не очень хороший знак. Падая, он заметил бледное и прекрасное лицо своей сестры. Файер стояла в дверях, а ее муж и несколько гостей бросились унимать разбушевавшегося барона.
Правым локтем Фейн больно ударился обо что-то твердое, и на мгновение его плечо словно опалило огнем. От шока у него побелело лицо. Он услышал звук рвущегося холста. Барон пытался добраться до лица Фейна, и в конце концов оба свалились на герцогский портрет, зацепившись за большую деревянную раму. Крики и треск заполнили комнату. Фейн и Холленсвот тяжело рухнули на пол. Рама упала в противоположную сторону.
Фейн был уверен, что у него сломана спина. Но барон, похоже, даже не удивился их падению. Он еще раз двинул Фейна кулаком в челюсть, прежде чем Броули и Кадд оттащили барона прочь. Фейн коснулся щеки. Холленсвот мог гордиться силой удара.
Присев, Фейн ощутил вкус крови. Над ним склонились десятки лиц, но он не мог разобрать, что ему говорили. Он отмахнулся от всех рукой. Бог ты мой, как же у него болела челюсть! Какое унижение – упасть после первого же удара. Когда Фейн с трудом поднялся на ноги, многое стало ясно. Во-первых, Холленсвот не намерен был ждать – он жаждал восстановления справедливости. Во-вторых, с герцогиней мог случиться удар, узнай она о том, что произошло во время приема в их доме. Фейн услышал голос матери за дверью зала – она звала его по имени. Он поморщился. Смерть от руки Холленсвота была забавой по сравнению с гневом, который могла обрушить на голову сына герцогиня.
Две недели спустя
– Я недооценил вас, леди Килби, – сказал Тиг Петум, виконт Дакнелл, протягивая руку двум своим собеседницам, леди Килби Фитчвульф и леди Лиссе Наник, приглашая их выйти из экипажа. – После вашего компрометирующего столкновения с герцогом Солити я решил, что леди Квеннел проявит благоразумие и незамедлительно отправит вас в Элкин, или хотя бы повесит на дверях вашей спальни замки, а на окнах – самые толстые решетки, чтобы защитить джентльменов от ваших смертоносных чар.
Леди Килби приняла руку виконта и сошла с экипажа.
– Очень мило, милорд, – сухо заметила она, оглядываясь по сторонам, чтобы проверить, не слышал ли кто его нелестного замечания, – Вы так красноречивы, так убедительны.
Она убрала руку и шагнула от него прочь.
– Лисса, прошу тебя, напомни мне, чтобы я отрезала себе язык, если я снова решусь довериться лорду Дакнеллу.
Леди Лисса Наник, все еще сидевшая в экипаже, недовольно вздернула брови.
– Действительно, Дакнелл, я не ожидала от вас такого. Разве вы не видите, как вы расстраиваете подобными разговорами леди Килби?
– Я пошутил, Фитчвульф, – сказал лорд Дакнелл, направляясь к Килби, но она резко остановила его взмахом руки.
Он нахмурился, а она с непреклонным видом отвернулась.
– Будьте же благоразумной. Никто нас не слышал. Не из-за чего поднимать столько шума.
В глубине души Килби знала, что виконт не желал ей зла, а лишь дразнил ее. Однако ей сложно было представить, что она когда-нибудь будет воспринимать смерть герцога Солити на полу ее будуара как повод для шуток. Килби не могла винить его в столь скоропостижной смерти, однако тот факт, что герцог скончался в ее спальных покоях, ставил под угрозу исполнение всех ее давно вынашиваемых планов. Планов, которые она начала строить с того самого вечера, когда Арчер, используя Джипси, выманил Килби из ее тайника. Он не избил ее. Вместо этого Арчер открыл ей семейные тайны, в которые она, даже спустя девять месяцев, все еще не могла поверить.
– Мы с тобой в неравных условиях, Килби, – сказал ей Арчер, приходя в ярость оттого, что она не признавала его авторитета. – Черт побери, ты мне даже не сестра!
– Я твоя сводная сестра, – выпалила Килби, злясь на своих родителей за их безвременный уход, который оставил ее и Джипси один на один с жестоким Арчером. – У нас с тобой общий отец, хотя, я должна признать, что когда ты в таком состоянии, я с трудом верю, что нас что-то связывает.
Арчер напугал ее, внезапно схватив и притянув к себе на неприлично близкое расстояние. Килби запрокинула голову, и его губы тронула зловещая улыбка.
– Это потому, моя дорогая Килби, что между нами и нет никакой связи. Мой отец, лорд Ниппинг, не был тебе родным отцом.
Килби уперлась руками Арчеру в грудь и с силой оттолкнула его. Он споткнулся, но тут же рассмеялся, заметив разлившуюся по ее лицу бледность: он был доволен произведенным эффектом.
– Я знаю, что ты можешь быть жестоким, мой дорогой брат. Настолько, что твои слова, наверное, обрадовали бы меня, окажись они правдой.
– Но есть письма, Килби. Я наткнулся на них, когда просматривал бумаги отца.
– Какие письма? – возмущенно спросила она, все еще не веря ни единому его слову.
– Письма, написанные рукой моей мачехи. Я должен сказать, что она очень иносказательна в своих признаниях, но правда все же очевидна. Твоя мать была обманщицей и шлюхой. Я не знаю, кто твой настоящий отец, но точно не лорд Ниппинг.
С того вечера как Арчер сделал свое шокирующее признание, Килби стала отсчитывать дни до того момента, когда она сможет вырваться из-под тягостного опекунства брата. В тот вечер он с какой-то злобной радостью сообщил ей о своих ближайших планах: ее судьба рисовалась в самых черных красках. Арчер признался, что испытывает к ней вовсе не братские чувства. Сама мысль о том, что он воспылал к ней похотливой страстью, вызывала у девушки отвращение. Однако теперь она понимала, почему Арчер с таким оптимизмом воспринял новость о том, что их не связывают кровные узы. Если в свете его поступки подверглись бы осуждению, то при нынешних обстоятельствах Арчера, уложившего в постель дочь своей мачехи, никто бы не считал греховодником. Килби не сомневалась, что он в тот же вечер затащит ее в постель: беспокойный голодный взгляд выдавал его истинные чувства.
