– Просто передайте ей от меня привет, и все.
– В самом деле?
Проклятие, ее взгляд действует ему на нервы!
– В самом деле.
Леди Люсинда присела в крохотном, буквально на грани приличий, реверансе и ушла.
Грегори еще мгновение смотрел на дверь, за которой она скрылась, а потом вернулся в сад. Большинство гостей танцевали, воздух звенел от смеха, но почему-то ночь казалась ему мрачной и безжизненной.
«Надо бы поесть», – решил он. Он съест раз в двадцать больше этих маленьких сандвичей, а потом тоже уйдет к себе.
Утро вечера мудренее.
Люси знала, что у Гермионы не было никакой простуды или какого-то другого заболевания, поэтому она ничуть не удивилась, когда увидела, что подруга сидит на кровати и сосредоточенно изучает нечто, очень напоминающее четырехстраничное письмо.
Написанное чрезвычайно убористым почерком.
– Его принес лакей, – даже не поднимая головы, сообщила Гермиона. – Он сказал, что его доставили с сегодняшней почтой, но вспомнили о нем только сейчас.
Люси вздохнула.
– От мистера Эдмондса, полагаю?
Гермиона кивнула.
Люси прошла через комнату – эту спальню им выделили на двоих – и села в кресло рядом с туалетным столиком. Это было не первое письмо, полученное Гермионой от мистера Эдмондса, и Люси по опыту знала, что Гермионе понадобится прочитать его дважды, а потом еще раз для более глубокого анализа, а затем еще раз, чтобы отсортировать все скрытые намеки в приветствии и заключении.
А это означало, что в ближайшие пять минут Люси от нечего делать будет вынуждена изучать свои ногти.
Именно так она и поступила, но не потому, что ее очень интересовали собственные ногти, и не потому, что природа наделила ее исключительным терпением, а потому, что она умела распознавать безнадежные ситуации и не видела смысла в том, чтобы втягивать Гермиону в беседу, когда ту совсем не интересует предмет разговора.
Ногти, тем более ухоженные и тщательно обработанные, не способны надолго завладеть вниманием девушки, поэтому через какое-то время Люси встала, подошла к шкафу и стала рассеянно разглядывать свои наряды.
– Господи, – вдруг пробормотала она, – не люблю, когда она так делает.
Ее горничная поставила пару туфель не туда, куда следует, причем левый – справа, а правый – слева, и хотя Люси знала, что в этом нет ничего криминального, это все равно задевало какую-то странную, хотя и несущественную, грань ее чувственности. Поэтому она переставила туфли, потом отступила на шаг и оценила результат своей работы. Уперев руки в бока, она решительно повернулась и требовательным тоном спросила:
– Ну, ты закончила?
– Почти, – ответила Гермиона так, что создалось впечатление, будто это слово все время сидело у нее на языке, готовое в любую минуту сорваться с ее губ, чтобы отделаться от Люси, когда та задаст вопрос.
Люси рассердилась и села обратно в кресло. Эта сцена разыгрывалась между ними много раз.
Да, Люси точно знала, сколько писем получила Гермиона от романтичного мистера Эдвардса. Хотя она предпочла бы этого не знать. Ее крайне раздражало, что этот факт занимает в ее мозгу немалое место, которое можно было бы использовать для чего-то более полезного, например для занятий ботаникой, или музыкой, или – о Боже! – даже для чтения еще одной страницы из «Дебретт»[1]. Грустная же истина заключалась в том, что каждое письмо мистера Эдмондса было событием, если не чем-то большим, поэтому реагировать на это событие приходилось и Люси.
Они делили одну комнату все три года, пока учились у мисс Мосс, и так как у Люси не было близких родственниц, способных ввести ее в светское общество, эту обязанность решила взять на себя мать Гермионы, поэтому здесь они опять оказались в одной комнате.
Это было замечательно, честное слово, за исключением постоянного присутствия (по крайней мере в духовном плане) мистера Эдмондса. Люси виделась с ним один раз, но чувствовала себя так, будто он всегда рядом, ходит вокруг, вынуждает Гермиону вздыхать не к месту, устремлять взгляд в таинственную даль и выглядеть при этом так, словно она сочиняет любовный сонет, который она включит в свой следующий ответ.
– Ты хоть понимаешь, – заговорила Люси, хотя Гермиона никак не указала на то, что закончила чтение опуса, – что твои родители никогда не разрешат тебе выйти за него?
Этого оказалось достаточно, чтобы заставить Гермиону отложить письмо в сторону, пусть и на секунду.
– Да, – раздраженно ответила она, – ты уже это говорила.
– Он же секретарь, – напомнила Люси.
– Я это знаю.
– Секретарь, – еще раз сказала Люси. Этот разговор повторялся между ними бессчетное количество раз. – Секретарь твоего отца.
Гермиона опять взяла в руку письмо и сделала попытку проигнорировать Люси, но в конечном итоге сдалась и отложила его, тем самым подтвердив подозрение Люси, что она уже давно прочитала его по первому разу и теперь находилась на втором или, возможно, третьем круге прочтения.
– Мистер Эдмондс – хороший и достойный человек, – поджав губы, сообщила Гермиона.
– Я в этом не сомневаюсь, – сказала Люси, – но ты все равно не можешь выйти за него. Твой отец – виконт. Неужели ты действительно думаешь, что он позволит своей единственной дочери выйти за нищего секретаря?
– Папа любит меня, – тихо проговорила Гермиона. Почему-то в ее голосе не слышалось особой убежденности.
– Я же не пытаюсь отговорить тебя от брака по любви, – начала Люси, – но...
– Именно это ты и пытаешься сделать, – перебила ее Гермиона.
– Вовсе нет. Я просто не могу взять в толк, почему ты не хочешь попробовать влюбиться в того, кого наверняка одобрят твои родители.
Уголки прелестного ротика Гермионы разочарованно опустились.
– Ты не понимаешь.
– А что тут понимать? Неужели ты не видишь, что твоя жизнь станет значительно проще, если ты полюбишь подходящего мужчину?
– Люси, мы же не выбираем, кого любить.
Люси скрестила руки на груди.
– А почему бы и не выбрать?
Гермиона в изумлении уставилась на нее.
– Люси Абернети, – громко возвестила она, – ты абсолютно ничего не понимаешь!
– Верно, – сухо произнесла та, – ты уже об этом говорила.
– Как тебе только могло в голову прийти, что женщина способна выбрать, кого ей любить? – страстно заговорила Гермиона, хотя недостаточно страстно, чтобы изменить свою расслабленную позу. – Человек не выбирает. Чувство просто возникает. В одно мгновение.
– А вот в это я не верю, – замотала головой Люси, а потом, не удержавшись, добавила: – Что в одно мгновение.
– Но это так, – настаивала Гермиона. – Я знаю, потому что так случилось со мной. Я не искала кандидата, чтобы влюбиться.
