Стентон не привык к тому, чтобы над ним смеялись. На самом деле у него вообще было очень мало опыта в таких делах. Это было не очень приятно, но каким-то странным образом взбодрило его. Если бы его спросили, то он вынужден был бы признать, что ему не скучно с ней разговаривать.
Алисия вздохнула и потянулась прямо у него на глазах.
– Я устала. Уходите.
Стентону не предложили сесть, и ему казалось, что и не предложат, стой он тут, пока не поседеет. Тогда он сел, возможно, впервые в своей жизни без приглашения.
– Леди Алисия, вы явились ко мне со странной историей о том, как подслушали разговор о заговоре…
Она хрюкнула. Она действительно хрюкнула. Стентон потерял мысль. Потом он стряхнул с себя наваждение и вспомнил о ходе своих мыслей.
– Вы намекнули мне на подробности, а потом развернулись и ушли. Мне потребовалось много времени, чтобы найти вас. Казалось, будто никто не знает, что произошло с вами после… – Он замолчал. Может быть, лучше не вспоминать об этом.
Она широко раскрыла глаза.
– После того как я повела себя как шлюха с этим простым младшим конюхом, хотите вы сказать?
– Я вовсе не хотел вас оскорбить…
– Ах, бросьте. Конечно, вы хотели меня оскорбить! Зачем же еще вспоминать об этом? Просто это не подействовало, потому что попытка была такая жалкая. Ваша мать может гордиться сыном, настолько манерным, что он не может оскорбить, даже если очень постарается. – Леди Алисия с усилием поднялась на ноги, слегка покачнулась, и Стентон быстро вскочил с места, чтобы помочь ей. Она резко отдернула локоть от его руки, когда он попытался поддержать ее. – Не трогайте меня. От этого мне только хуже.
– От чего вам хуже?
Она взглянула на него широко открытыми глазами.
– Боже мой, шестипалый, да к тому же близорукий. Неудивительно, что вы живете один. – Она снова повернулась лицом к огню. – Я больна, неужели вы не видите? В голове стучит, горло горит как в огне, и если вы сейчас не оставите меня в покое, меня может стошнить прямо вам на сапоги.
– Вы так и не сказали мне, каким образом узнали о заговоре.
Она закрыла глаза и осторожно откинула голову на спинку кресла.
– Вы не спрашивали.
С ней нужно иметь железное терпение. Стентон заставил себя проявить твердость.
– Ну, тогда я спрашиваю вас: как вам довелось услышать об этом заговоре?
– Потому что меня рвало.
Камень. Холодный, твердый, непроницаемый.
– И где же это случилось?
Она нахмурила брови, вспоминая.
– Я вышла из дома на улицу, потому что мне было очень плохо.
– А почему вы не попросили свою служанку помочь вам?
Она вытаращила глаза:
– Попросить Милли выйти в темноту, когда она и днем плохо видит? И Милли не служанка. Когда-то она была моей гувернанткой, потом моей компаньонкой, но сейчас она не в услужении у меня. Я поддерживаю ее. Ей некуда было идти, когда меня изгнали. Даже если ее профессиональная репутация не пострадала, когда моя рухнула, она была уже слишком стара, чтобы начать снова.
Значит, она, по крайней мере, отвечает за зависящих от нее людей, это был первый намек на то, что у этого создания есть что-то, чем можно восхищаться.
Пока он молча смотрел на нее, она стерла высохший кусок пасты с носа. Он упал с ее носа, оставив смешной голый, розовый след посреди белой маски. Ему вдруг пришла на ум белая кошка, глядящая на него своими загадочными зелеными глазами. Ей не хватало только усов.
Наверное, не стоит рассматривать ее слишком внимательно, не то он их обнаружит.
– Итак, вы вышли в темноту…
Она сморщила нос. Новые куски засохшей маски упали на пол.
– Да, и пошла по аллее к пивной.
Благородная леди, без сомнения, в ночной рубашке, слабая и больная, спотыкаясь, бредет по заднему двору этой убогой пивной, которую он заметил на углу улицы?
– Вы совсем без ума? Вас же могли убить или сделать еще что-нибудь хуже.
Зеленые кошачьи глаза холодно уставились на него.
– Хуже, чем убить? Вы уверены, что такое есть?
Стентон не смягчился.
– Да, есть. Добродетель леди не имеет цены.
– Вы мне опять надоели. – Он встала. – Уходите.
Стентон автоматически встал. Она засмеялась.
– Вы похожи на марионетку. – Она повернулась и снова уставилась на него своими зелеными глазами. – Интересно, у кого хватило бы сил дергать вас за ниточки?
Такого человека на земле не было, но этой странной женщине знать об этом не следовало. Стентон поклонился:
– Если вы хотите, чтобы я ушел, мне придется это сделать. – Он выпрямился. – Я вернусь завтра.
Она заморгала:
– Правда? Вы будете приходить снова и снова, проделывать этот долгий путь, до тех пор, пока не узнаете всю историю?
Он кивнул:
– Именно так.
– А ваш бедный кучер, который сидит на улице в такую ужасную погоду? Как с ним быть? Как быть с вашим камердинером, которому придется отмывать от грязи ваши сапоги, и с прачкой, которой нужно будет щеткой отчищать грязь с ваших брюк?
Стентон медленно кивнул. Кажется, он обнаружил слабое место у этой женщины. Она слишком заботилась о тех, кто за очень хорошую плату обслуживает его.
– Не забудьте о лошадях, которым приходится стоять на холоде и сырости, и грумах, которым придется счищать грязь с их шерсти…
Бровь, покрытая коркой, насмешливо поднялась.
– Не преувеличивайте, – едко заметила она.
Стентон знал, когда остановиться. Он молча поклонился и подождал. Ему хотелось бы разгадать выражение ее лица. Потом снова, вспомнив ее пятнистое и чешуйчатое лицо, решил, что лучше не надо.
– Ах, ну садитесь же, вы, надоедливый бульдог! – Она снова уселась в свое кресло. – Если вы помолчите целых пять минут подряд, то я расскажу вам, как это все произошло. – Она ткнула в него пальцем. – И никаких вопросов, пока я не закончу рассказ.
Стентон снова кивнул и вернулся на прежнее место. Если он узнает все, что ей известно, то ему, возможно, никогда больше не придется оказываться в обществе этой отвратительной особы.
Леди Алисия Лоуренс, сидя в ободранной гостиной напротив Стентона, вздохнула.
– Я ела клубничный джем. Иногда я обнаруживаю, что пища, которую я употребляла раньше, вдруг перестает идти мне на пользу. Так случилось с клубникой. Уже через четыре ложки я знала, что это тот самый случай.
Стентон смог разглядеть сожаление на ее лице даже сквозь слой маски.
– Ложки были довольно большие. Не надо мне было так наваливаться, но я уже так давно… – Она покачала головой. Полетели куски засохшей овсянки. – Я вызвала рвоту, надеясь остановить беду…
Какая леди стала бы обсуждать с незнакомым джентльменом такие подробности?
