Джастин огляделся. Здесь берег был совсем иной. Солоноватый бриз Северного острова, теплый и мягкий, выгодно отличался от суровых ветров острова Южный. Мерно, убаюкивающе покачивались пальмовые ветви, морской прибой не гремел, а будто напевал что-то. Именно здесь Джастин сумел наладить новую жизнь, простую и непритязательную, свободную от всяких обязательств. И все же память хранила запах пороха и крови, смешиваясь с пряным ароматом цветов, он временами щекотал ноздри.
Это Трини с его мудростью бесхитростного дикаря объяснил Джастину, что память о погибшем друге останется с ним навечно.
Джастин поддел носком волну и побрел вдоль берега, освещенного светом луны. Пора было возвращаться, иначе Пенфелд отправится на поиски. Слуга был твердо убежден, что его рассеянный господин, постоянно погруженный в свои мысли, не найдет дорогу назад, если зайдет слишком далеко от хижины.
Джастин подставил лицо ветру, забывшись в очаровании тихой ночи и неотрывно глядя на черный небосвод, усыпанный сверкающими звездами. Длинные волосы, развеваясь на ходу, укрыли его плечи темным плащом. Джастин все шел и шел, напряженно вслушиваясь в симфонию прибоя.
Лик луны затмило небольшое облачко, Джастин опустил глаза и увидел на песке какую-то темную груду. Видимо, вынесло на пляж морские водоросли. Или прибило к берегу кусок дерева. Облачко пробежало, лунный свет вновь озарил пляж, и сердце Джастина учащенно забилось — дальше он зашагал как во сне.
На песке лежала женщина. Нет, не женщина, а некое неземное существо, сотканное из лунного света и мечты. Джастин часто заморгал, ожидая, что видение исчезнет, но женщина не двинулась с места и продолжала лежать в прежнем положении, загадочная, влекущая и абсолютно нагая.
Он приблизился и понял, что она спит, подложив под щеку ладони. Грудь мерно вздымалась в ровном дыхании. Не веря собственным глазам, Джастин принялся внимательно разглядывать незнакомку: лицо херувима, возле короткого носика — веселые веснушки, рот подобен розовому бутону, густые бархатные ресницы, непокорная грива каштановых волос. Взгляд его непроизвольно скользнул ниже и остановился там, где на кустике кудрявых темных волос сверкали водяные капли.
Солнце позолотило лицо и руки незнакомки, но тело оставалось молочно-белым, крохотными бриллиантами блестели рядом с ним песчинки. Светящиеся кораллы венчали полную грудь. Хотелось поискать глазами обломки громадной морской раковины, давшей жизнь этой красавице.
Джастин вопросительно взглянул на звезды, насмешливо подмигивавшие с темного небосвода, прошептал: «Неужели это мне?» — и сел на песок рядом с женщиной, скрестив ноги.
Конечно, следовало ее разбудить, осмотреть, не поранилась ли она, и укрыть, но под рукой ничего не было, а весь наряд Джастина составляли рваные брюки на помочах. Даже если руководствоваться лучшими побуждениями, одному из них так или иначе придется остаться нагим, а он еще не решил, каковы его намерения и можно ли назвать их благородными.
Джастин глубоко задумался, положив подбородок на сцепленные пальцы и не сводя взгляда с розовой нимфы. Он не мог разобраться в своих ощущениях. Ему словно бы нанесли сильный удар ниже пояса и вышибли дух. Горячее желание обуревало его, но совсем не такое, как во время ночных приключений, выпадавших на его долю в прошлом, когда случалось встретить отзывчивую туземку либо заплатить уличной проститутке в Окленде.
Он мог бы, кажется, просидеть вот так, рядом с незнакомкой, целую вечность, не решаясь даже коснуться ее, сидеть очарованным ее близостью, пока его силой не уведут отсюда прочь. Легкий ветерок что-то нашептывал ему, подталкивал к действию, а неумолчный морской прибой предупреждал об опасности. Потом окружающий мир перестал существовать. Впервые в жизни Джастин понял, почему Зевс решил принять облик лебедя, дабы слиться воедино в роще с Ледой. Теперь он постиг и страсть, испепелившую беспощадного рыцаря Хильдебранда, стремившегося услышать зов сирены Ундины.
Он пребывал во власти первобытного влечения, не ограниченного условностями цивилизованного общества. Это было непреодолимое желание, пришедшее из почти забытого прошлого человечества, когда мужчина просто раздвигал женщине ноги и не требовалось ни уговаривать ее, ни ухаживать за ней, ни пытаться завоевать ее сердце.
Джастин закрыл лицо ладонями. Господи, помоги! Моральные устои рушились, и в голове творилось черт знает что. Может, пора возвращаться в Англию? Ведь до чего он дошел — готов по-звериному наброситься на бедную девушку, на ее несчастье вынесенную волной на берег.
Он больно потянул себя за волосы, чтобы прийти в сознание. Нужно что-то предпринять, отнести незнакомку в хижину, но ведь в таком случае придется прикоснуться к ней или, по примеру далеких предков, волочить ее за волосы по песку?
Джастин спрятал свои руки, чтобы не дать им воли. Падавшая от него смутная тень сглаживала холмы и долины на теле девушки, которые так не терпелось ему погладить. Затаив дыхание, он со стоном высвободил одну руку и подложил ее под спину незнакомки. Коралловые лепестки ее губ чуть раздвинулись, как бы сдаваясь во сне. Джастин жадно облизнул пересохшие губы.
В конце концов, ничего страшного не случится, если позволить себе мимолетный поцелуй. Помнится, не удержался даже прекрасный принц при встрече со Спящей красавицей. Джастин потянулся к ней, старательно избегая соприкосновения с ее телом, нежно притронулся к губам и ощутил вкус соленой воды. Он слизнул соленое, подумав, что не помнит, когда в последний раз целовал женщину. Голова ходила ходуном. Всего пару минут назад он бродил по пляжу и страдал от одиночества, а сейчас ему выпало поцеловать богиню.
Но это была ошибка. В тот момент, когда губы ее приоткрылись навстречу сторожкому и жадному поцелую, Джастин осознал, что поцелуй был чудовищной ошибкой. Но пути назад уже не было. Оставалось только просунуть горячий влажный язык меж ее губ и ласкать незнакомку с нарастающей страстью. Это было неповторимое чудесное мгновение, Джастин не смог бы оторваться, даже если бы девушка оплела его ногами и унесла в свое царство глубоко на дне морском.
Он зарылся лицом во влажные волосы, от которых исходил тонкий запах ванили, щекотавший ноздри эротической чистотой. «Только раз коснусь ее бедра, ее груди». Он уж перешел было от мысли к делу, но тут его уха достиг шепот, прозвучавший так близко, будто говорил он сам.
— Когда мне в последний раз засунули язык в рот, я, помнится, пырнула обидчика ножом.
Джастин медленно поднял голову и застыл в перекрестье прицела карих глаз.
— Чего таращишься? Я же не откусила тебе язык, — сказала она, сморщила носик и рассмеялась. За всю свою жизнь Джастин не видел более привлекательного зрелища.
