— Ну, расскажите же нам о ней, Эштон.
— Кто это?
— Где вы ее нашли?
— Она из этих краев?
— Что она делала ночью в лесу?
— Правда, что на ней была только ночная рубашка?
Вопросы сыпались на него, как из рога изобилия. Он поднял руку, взывая к милосердию, и криво улыбнулся.
— Прошу вас, господа. Я же не волшебник. Как зовут ее, я пока не знаю. Она не из этих краев и, судя по всему, никому здесь не известна. Объяснить, почему она оказалась ночью в лесу в одной ночной рубашке, затруднительно. Впрочем, в тех местах было что-то вроде пожара, и, может, она просто выбежала из горящего дома. Единственное, что я могу сказать с полной определенностью, так это то, что был совершенно поражен, когда она вдруг возникла перед моим экипажем.
— Я слышал, Эштон, она настоящая красотка. Везет же тебе всегда.
Везет! Его внутренне передернуло. Да, никто и представить не может, что он, потеряв любимую, теперь, возможно, нашел ее... и едва сам не погубил.
— Ну, везет или не везет — будем говорить, если она выкарабкается из этой истории.
— Это верно, — согласился пожилой господин. — Если с ней что-нибудь серьезное, весь этот кошачий концерт, который здесь устроили, нам еще отольется.
Марелда смотрела на Эштона из противоположного конца комнаты, оскорбленная тем, что он сразу не подошел к ней. Она уже обдумала несколько вариантов, как выразить ему свое неудовольствие. Можно, допустим, некоторое время просто не замечать его. Но ведь он сам ее не замечает, следовательно, такая стратегия не подходит. Будь это кто-нибудь другой, она бы просто накинула пальто и ушла, но Эштон такой привлекательный мужчина... Просто потрясающий. Даже в нынешнем виде, который никак не назовешь изысканным, от него глаз не отвести, и ей вовсе не хотелось рвать ту тонкую ниточку, которая протянулась было между ними. Может, лучше выбрать более прямой способ действия? В конце концов, прямота уже не раз приносила ей немалый успех. И Марелда двинулась в сторону хозяина дома с такой решительностью, будто возглавляла целый отряд всадников. Она провела немало часов, отрабатывая различные оттенки выражения неудовольствия, и теперь демонстрировала результаты своих тренировок.
— Мне бы следовало поругать вас, Эштон, за столь экстравагантное появление сегодня вечером.
Гости начали поспешно откланиваться. Они явно считали, что эта сцена закончится легкой перепалкой, а затем примирением любовников, а Эштон от души забавлялся, глядя, как она старается представить себя его избранницей. Все же следует признать, что, овдовев, он слишком легкомысленно принимал знаки ее внимания и частые визиты. Такое поведение могло породить нежелательные слухи.
— Прошу прощения, Марелда, это получилось совершенно нечаянно.
Марелда слегка повернула голову, чтобы он полюбовался ее профилем. Она знала себе цену, ей самой нравились собственные глаза, блестевшие, словно черный шелк, и волосы, черные, как вороново крыло.
— Да, я понимаю, вы здесь ни при чем, она сама возникла на вашем пути, но вы всегда производите такое впечатление на женщин... — Тут у нее мелькнула некая мысль, и она с надеждой спросила: — А может, это еще ребенок? Она такая маленькая...
Эштон медленно покачал головой:
— Да нет, далеко уже не ребенок.
— Ну да, кому же знать, как не вам, — она голосом подчеркнула свое неудовольствие, — вы ведь видели ее в ночной рубашке. Уж она-то знала, как привлечь ваше внимание.
В ответ Марелда получила лишь беглый взгляд, в котором явно мелькнула лукавая искорка. Он определенно смеется над ней, но ничего поделать она не могла: ревность уже впилась в нее своими когтями и не ослабляла хватку. Наконец он снизошел до легкого пожатия плечами.
— Вообще-то на ней был плащ.
— Но под ним — только ночная рубашка!
— Как вам будет угодно, Марелда, — саркастически заметил Эштон. — Так или иначе, это был несчастный случай.
— Ну разумеется, — усмехнулась Марелда. — Только она специально дождалась появления именно вашего экипажа, чтобы налететь на него.
— Полагаю, доктор Пейдж не замедлит разрешить все сомнения касательно ее состояния.
Позади них послышался сдавленный смешок, и, обернувшись, они обнаружили, что имеют слушателя в лице Хорэса Тича, приземистого человечка, карие водянистые глаза которого готовы были, казалось, в любой момент наполниться слезами. На сей раз он воспользовался этой особенностью, сообщив при этом следующую неприятную новость:
— Док не приедет.
Эштон знал, что этот надоедливый тип всегда вмешивается в чужие дела. Аманда пригласила его только из дружеских чувств к его сестре, женщине, которой благодаря здравому смыслу и образу жизни удалось, несмотря на все усилия брата, сохранить в целости семейное наследство и плантацию. Хорэс явно не обладал этими качествами. Вот уж кого Эштону хотелось видеть сегодня меньше всего.
— Док отправился к Уилкинсам, — заявил Хорэс. — У них там новый щенок должен появиться, а в прошлый раз у хозяйки роды были трудные, и док решил не рисковать. Только, может, лучше бы ему и вовсе не родиться — еще один лишний рот будет, а дела у них совсем не блестящие.
Эштон кисло улыбнулся.
— Жаль, что рядом не нашлось такого же благоразумного человека, когда вы появились на свет, Тич. Тогда весь Натчез выглядел бы по-иному.
Хорэс густо покраснел и воинственно набычился, явно выражая возмущение.
— Вы бы лучше попридержали язык, Эштон, — почти выкрикнул он. — Не забывайте, часть хлопка, который вы везли на своем судне, принадлежала мне.
Эштон презрительно рассмеялся.
— Я веду дела с вашей сестрой, Хорэс, и приношу ей прибыль большую, чем любой другой пароход на этой реке. Но если она недовольна, я всегда найду другого компаньона.
— И не думайте, Эштон, — присоединилась к беседе Корисса Тич. Когда речь шла о делах, она всегда вела себя не по-женски прямо.
— Хорэс, может, не знает, но мне-то известно, где я больше всего получаю за свой урожай. — Она мрачно посмотрела на побагровевшее лицо брата.
Хорэс безошибочно уловил во взгляде ее карих глаз презрение и насмешку. Задыхаясь от возмущения, он горделиво удалился, шепча проклятия и угрозы. Пожав плечами, Корисса молча извинилась перед Эштоном и последовала за братом, зная, что его возмущение скоро перейдет в жалобы на собственную судьбу. Иногда она задавалась вопросом: к чему могут в конце концов привести его приступы меланхолии?
Слуга с шампанским на подносе стоял за спиной у Эштона и тот почел за благо выпить немного, чтобы остудить раздражение. Он взял с подноса два бокала и один протянул Марелде. Она молча чокнулась с ним, и у нее сильно забилось сердце — очень уж хорош он собой. Черты лица у Эштона были тонкие и Правильные, на ветру и солнце кожа слегка обветрилась и покрылась бронзовым загаром. Губы его порой растягивались в мягкую улыбку, порой сжимались строго и решительно. Если не считать туманного взгляда его зеленовато-карих с поволокой глаз, наиболее примечательной чертой облика Эштона Марелде казались его скулы. Четко очерченные, они были туго обтянуты кожей, в моменты раздражения и гнева скулы обозначались резче.
