Брат шагнул навстречу. Спина прямая, плечи расправлены, лицо выражает прежнюю силу и уверенность. Губы Лайона растянулись в улыбке.
– Ну?! – рявкнул он. – Ты что, прирос к месту? Пирс бросился к брату, сграбастал его и, к восторгу и изумлению собравшихся, приподнял его.
– А ты стал тяжелее, чем раньше. Видно, поднагулял жирку.
– А ты стал ниже ростом и еще более уродливым. – Лайон тоже обнял Пирса. – Или я просто забыл, что ты всегда был хилым коротышкой.
– Да я опрокину тебя одним ударом! – Пирс слегка толкнул брата кулаком в плечо.
– Хотелось бы на это посмотреть… А что у тебя за косичка? – Лайон дернул Пирса за пучок собранных на затылке волос.
– В Америке так модно… И какие-либо налоги за волосы и пудру для париков мы платить не собираемся.
Лайон засмеялся:
– Говорят, вы вообще отказываетесь платить налоги.
– Это правда. Я хотел отрастить бороду, придать себе страдальческий вид. Чтобы ты проникся ко мне жалостью и принял обратно.
Лайон посерьезнел. Шутки закончились. Вокруг притихли. Голубые глаза владельца Баронсфорда слегка увлажнились, и он протянул Пирсу руку.
– С возвращением домой, брат.
Холмистые поля Баронсфорда были похожи на огромный гобелен. Порция уже успела полюбоваться и буйно разросшимся оленьим заповедником, и озером, и прекрасными, обнесенными изгородями садами, и рекой с нависающими над ней утесами. Но оставалось еще много интересного, чего она не видела. Внутренняя отделка замка, обновленная самим Робертом Эдамом, выглядела настолько великолепно, что здесь было бы не зазорно жить даже королю, а в помещениях могли бы, наверное, разместиться все жители Бостона. По крайней мере так показалось Порции, когда ее водили по замку из крыла в крыло, с этажа на этаж, через анфилады комнат, через залы и гостиные, библиотеки, столовые, через множество опочивален.
На взгляд Порции, Баронсфорд определенно был самым лучшим, самым замечательным местом из всех, которые она когда-либо видела или о которых читала. Величественное строение с прилегающей территорией навевало мысли о волшебных сказках про драконов, принцесс и отважных рыцарей. Из головы не шел рассказ Пирса о первой жене Лайона, Эмме, которой двигало лишь честолюбие, которой так хотелось быть хозяйкой и властительницей Баронсфорда.
Порция была не в состоянии даже представить, чтобы ее саму могли бы увлечь подобные помыслы. И она почему-то была уверена, что нынешняя графиня Эйтон, которая показывала ей сейчас замок, также не считала главной целью жизни обретение высокого титула и соответствующего ему статуса.
Миллисент, графиня, попросила обращаться к ней по имени. Порцию и ее мать встретила радушно. Приветствовала их так же, как и Пирса.
Не менее приветлив был с ними и граф. Порцию поразило немалое сходство между братьями, хотя Лайон выглядел, конечно же, постарше и имел несколько изможденный вид. Однако держался молодцом – судя по всему, пережитое не оставило в его сердце глубоких шрамов.
Порция с первых же минут прониклась симпатией к хозяину и хозяйке Баронсфорда.
– Ну, как вам наше гнездышко? – поинтересовалась Миллисент, когда они поднялись на второй этаж восточного крыла.
– Я просто… не нахожу слов! – промолвила Порция. Улыбнувшись, Миллисент открыла дверь отведенной для девушки комнаты.
– Я тоже была потрясена, когда приехала сюда впервые. Но только от человека зависит, станет ли то или иное место его настоящим домом. Думаю, скоро и вы привыкнете к здешним масштабам.
Порция ничего не ответила, подумав, что они с матерью вряд ли пробудут в Баронсфорде достаточно долго, чтобы привыкнуть к чему бы то ни было.
– До вашего приезда мы намеревались разместить вашу матушку рядом с вами. Но из-за плохого зрения ей будет удобно на первом этаже. Как вы полагаете? Можно предоставить вам одну большую комнату на двоих.
– Лучше две смежные, – ответила Порция. – Право, не стоило так беспокоиться.
Ее вещи принесли сюда еще раньше, и Порция с некоторым изумлением взглянула на новые платья, разложенные на кровати. Она подошла к окну, из которого открывался замечательный вид на зеленую лужайку и обширный сад. Глянув вниз, Порция увидела мать, которая шла по гравиевой дорожке в сопровождении горничной. Проведя много времени в карете, Елена вместо экскурсии по замку предпочла прогуляться на свежем воздухе. И теперь они со служанкой вели оживленный разговор. То и дело слышался их смех.
Миллисент тоже выглянула из окна.
– Это Бесси… Очень хорошая девушка. Если не возражаете, я поручу ей уход за вашей матерью. Она будет являться по первому зову.
– Вы так добры к нам! – Порция была тронута до глубины души.
– Ну что вы! Просто мы очень рады вашему приезду. – Миллисент улыбнулась. – Ну, как вам эта комната?.. Подойдет?
Повернувшись, Порция окинула взглядом просторное помещение. Изысканная мебель, прекрасные картины на стенах, на полу – роскошные восточные ковры. На кровати шелковое покрывало с вышивкой необычайной красоты. Порция подумала, что Миллисент принимает ее не за ту, кем она является на самом деле. Такие апартаменты достойны королевы, и Порция не хотела вводить Миллисент в заблуждение.
– Эта комната, пожалуй, больше, чем весь первый этаж в доме у Хиггинсов, у которых я жила в Бостоне восемь лет. Воспитывала и обучала их детей. Ушла от них в прошлом месяце.
– А сколько детям лет? – поинтересовалась Миллисент, никак не отреагировав на признание Порции в том, что ей приходилось зарабатывать себе на жизнь.
– Девочке – восемь, мальчику – десять.
Почти ровесники. Ладили друг с другом?
– В общем-то ладили. Особенно когда были младше. Но в последнее время восьмилетняя Анна пытается взять верх над братом.
Миллисент улыбнулась и положила ладонь на свой округлый живот.
– У этого младенца и Джозефин будет менее года разницы в возрасте. Разрыв незначительный, чтобы кто-то попытался верховодить.
– Джозефин? – переспросила Порция.
– С ней вы познакомитесь, как только она проснется. Но сначала услышите ее. Видимо, ей так нравится собственный голос, что порой она успокаивается, лишь когда к ней подойдет Лайон. – Миллисент потерла поясницу и села на диван. – Если муж будет интересоваться, скажите ему, пожалуйста, что во время нашего обхода я часто отдыхала.
– Хорошо, – улыбнулась Порция. Графиня пригласила ее сесть рядом.
– Джозефин – наша дочь. Точнее, стала нашей дочерью после того, как ее мать умерла во время родов. – На лице Миллисент отразилась печаль. – Может, это и странно, но я до сих пор не определилась, как ее называть. Я бы, конечно, предпочла говорить о ней как о нашей собственной, но мне не хочется умалять заслугу той женщины, которая прошла через мучения и приняла смерть ради того, чтобы малышка увидела этот мир.
