— Хорошо бы деньги вперед, — засомневался Червоный.
— Ты что — государевой службе не веришь? — пристав кивнул помощнику. — Бери-ка его, сейчас мы быстро разберемся, кто и где прячется.
Полицейские легко скрутили Червоного и вывели на улицу.
— Торговаться с нами вздумал, цыганское отродье?! — кричал пристав, избивая Червоного, пока помощник накрепко держал его.
— Ой! Больно! — стонал Червоный и, наконец, не выдержал. — В таборе они, монахи эти. Только не монахи они, а господа переодетые.
— А где, говоришь, твой табор? — пристав склонился к самому лицу цыгана.
— Да здесь недалеко, за рекой, возле леса, — пробормотал Червоный, облизывая кровь с разбитых губ.
— Совсем другое дело! — похвалил Червоного пристав. — Молодец, что признался, — поэтому мы тебя не повесим, а просто посадим в тюрьму.
— Беги, брат! — из-за угла трактира на полицейских набросился Одноглазый — высокий и крепкий, он с силой сбил с ног того, кто держал Червоного, — помощник пристава разжал руки, и Червоный быстро пополз в сторону, потом приподнялся и побежал. Одноглазый успел еще отбросить от себя самого пристава и тоже бросился наутек — в другую сторону, чтобы запутать погоню.
— Чего развалился?! — благим матом заорал на упавшего помощника пристав. — Вставай — уйдет, сволочь! Предупредит своих! Нам же голову снимут! Стреляй!!!
Последнее, что, убегая, слышал Одноглазый, был свист пролетевших мимо пуль и сдавленный крик брата в стороне…
— Что случилось? — воскликнул Александр, когда Рада откинула полог отведенной для них с Ольгой кибитки — вид у нее был встревоженный и печальный.
— Барон тебя зовет, — хмуро сказала Рада, — мы должны уехать отсюда. Идемте со мной.
Александр разбудил Ольгу, уснувшую у него на груди, и помог ей спуститься. Ольга ничего не понимала — измученная тяжелой дорогой и безрезультатными попытками вернуть расположение и любовь Александра, она уснула, прижавшись к нему, едва только Рада отвела их в одну из кибиток.
— Что? Что это? — растерянно спрашивала она, пока Александр, взяв ее за руку, точно маленькую, вел за собой.
— Еще не знаю, — шепотом говорил он. — Наберись терпения, сейчас мы все узнаем.
У костра царило беспокойное оживление — Александр видел, что цыгане спешно собирают свой скарб и запрягают лошадей. Когда Рада подвела их к барону, Александр узнал в цыгане, стоявшем рядом с ним, Одноглазого — того, что посылали в город продать браслет.
— Скажи ему, — велел барон Одноглазому.
— Ищут вас, — пряча глаза, прошептал Одноглазый. — Я только что видел полицейских, которые идут по вашему следу.
— Но кто может знать, что мы здесь? — удивился Александр.
— Прости, барин, — виновато сказал Одноглазый. — Мой брат выдал вас. Он награду получить хотел.
— И что — получил? — с вызовом спросила Ольга.
— Кажется, городовой подстрелил его. Я слышал выстрелы и крик, и не знаю, жив он или нет. Но вам надо бежать.
— Да и нам пора, — кивнул барон. — Думаю, полиция скоро будет здесь, а нам ссориться с ней ни к чему. Мы и так засиделись.
— А как же Седой? — воскликнула Рада. — Кто отомстит за моего брата? Неужели мы напрасно столько времени ждали?
— Твоего брата тоже убили? — участливо спросил Александр.
— Да! — кивнула Рада. — И виновный не был наказан. Он слишком большой здесь человек, у него все куплено. И нет на него управы.
— Когда все закончится, — пообещал Александр, — я помогу тебе — я велю найти и арестовать убийцу твоего брата.
— Велю? — усмехнулся барон. — Ох, и натемнил ты тут, барин! Чувствую — поторопиться нам надо — как бы не попали мы между очень больших жерновов.
— За обещание — спасибо, — поддержала его Рада, — да только тебе самому, барин, помощь нужна.
— Вот об этом я и хотел с вами поговорить, — сказал Александр.
* * *
— Идиоты! — закричал Бенкендорф, распекая с повинным видом стоявших перед ним полицейских. — Да как смели?! Кто вам велел?
— Мы как лучше хотели, ваше сиятельство, — пробормотал пристав, переминаясь с ноги на ногу. — Решили сразу и допросить, чтобы преступники не сбежали.
— Лучше? — от негодования Бенкендорф зашелся кашлем и, с трудом подавив приступ, снова принялся распекать их. — Упаси вас Бог хотя бы на милю приблизиться к этим преступникам! Если даже волос с их головы упадет — сгною на каторге, повешу! Сам лично удавлю!
— Да мы… — попытался было возразить пристав и замер под уничтожающим взглядом Бенкендорфа.
— Молчать! Слушать меня, — Бенкендорф перевел дух. — Приказ такой — в дело не соваться, ждать моих особых распоряжений. Где этот табор?
— Да они, поди, уже уехали, — растерялся пристав, переглянувшись с помощником. — Ушел один черт цыганский.
— Упустили? — побагровел Бенкендорф.
— Может, еще и нет, ваше сиятельство, — подал голос помощник, — табор-то большой, пока туда-сюда. Глядишь, и успеем еще.
— Хорошо, — кивнул Бенкендорф, — покажете дорогу. Только живо, живо, бегом! И так уже наворотили дел.
Бенкендорф решительно направился из участка на улицу. Участковый пристав с помощником бросились врассыпную, уступая ему дорогу, а потом, на ходу напяливая шапки, кинулись следом.
На улице графа ждала его карета и четверо сопровождавших его в поездке преданных жандармов. Они немедленно седлали коней и окружили карету.
— Давайте вперед, — махнул полицейским Бенкендорф, — а мы — за вами. Поехали.
Кавалькада стремительно тронулась с места, заснежив случайных прохожих, которые с удивлением глазели на непривычное для их тихого города явление — важный господин в карете со свитой и услужливо сопровождающий их пристав.
Только бы не опоздать! — думал Бенкендорф. И, надо сказать, он не столько беспокоился за успех погони за опасной беглянкой — Александр Христофорович всерьез опасался за жизнь наследника. Кто знает, к чему его могла толкнуть безумная любовь Калиновской, — он мог заблудиться в лесу и замерзнуть или попасть в руки разбойным людям, его могли похитить цыгане. Вариантов богатое воображение шефа жандармов могло нарисовать сколько угодно, но ни одного из них он не желал бы для наследника.
Они застали цыган, когда табор, уже снявшись со стоянки, выезжал на дорогу, ведущую к тракту.
— Именем государя императора! Остановитесь! — прокричал пристав, преграждая путь головной кибитке, — и табор нехотя остановился.
— Что вам угодно? — спросил барон, подходя к приставу.
Тот оглянулся на смотревшего из окна кареты Бенкендорфа и спешился. Так же поступили и двое жандармов. Один из них открыл дверцу кареты, и Бенкендорф вышел, стараясь сохранять невозмутимость и достоинство.
