– Конечно, люблю, а ты любишь Ройса.
Любуясь племянницей, Кассандра сделала вид, что не поняла.
– Я никогда этого не говорила.
– Я тоже не часто говорю, что по утрам встает солнце. И то, что я этого не делаю, на солнце абсолютно не влияет.
Нет, не влияет. Природа со всеми ее тайнами существует независимо от интересов смертных. Она любила Ройса.
Ну конечно, любила. Как могла она его не любить? Она знала, что любит его уже давно, возможно, с того самого головокружительного утра в Лондоне. Ни ее сердце, ни ее разум не могли с тех пор успокоиться.
Но находились в полном согласии.
Любовь, желание, страсть – зачем выяснять, что главное, ведь это все равно не сможет поколебать ее. Она действительно любила его, теперь она это осознала. Она чувствовала себя так спокойно.
Записка Дейлоса. Ее принес вместе с корзиной белых лилий маленький мальчик, нанятый для этого. Он дожидался ее на внутреннем дворе дворца и подошел к ней, как только она появилась.
– Один господин просил передать вам это, принцесса. – Он застенчиво посмотрел на нее.
Она взяла корзину, вдохнула запах лилий и подумала, что эти цветы никогда ей не нравились.
– Кто дал их тебе?
– Не знаю, принцесса. Господин не сказал своего имени.
Она остановилась, посмотрев на него поверх цветов, лепестки которых, белые, как рыбье брюшко, слегка потемнели по краям.
– Как он выглядел? Мальчик задумался.
– Он был стар, но не так стар, как мой отец, значит, наверное, он был молод. Лицо худое, но крепко сложен.
Дейлос… или тысяча других мужчин. Но сколько из них прислали бы ей лилии?
Она поблагодарила мальчика и отпустила его. В своей комнате она внимательнее осмотрела корзину. И вскоре нашла записку с абсолютно излишней угрозой: «Приходи, или в ход пойдет «греческий огонь». Погибнут тысячи. Приходи одна».
Нет, этого не случится. Но смерть придет в Илиус в этот солнечный летний день. Видение поведало ей об этом.
Она взяла на руки племянницу, и та, такая спокойная и теплая, уютно устроилась у нее на груди. Свою тяжеленькую головку Амелия сонно положила ей на плечо. При каждом вдохе и выдохе она пускала маленькие пузырики.
– Тебе самой нужно родить ребенка, – сказала Джоанна.
Темноволосый мальчик, играющий на каменных стенах возле моря.
– Тебе нравилось в Хоукфорте, не так ли?
– Да, – согласилась Джоанна. – Даже после смерти моих родителей это было особенное для меня место.
– И все же ты покинула его.
– У меня не было выбора. Когда пропал Ройс, все стало мне безразлично.
– И все-таки был момент, короткий миг, когда ты сомневалась. – Она сразу же пожалела о сказанном. Это было слишком личным, она не имела права.
Но Джоанна думала по-другому. Она сразу же кивнула.
– Я до сих пор вижу это в своих снах. – Нежная улыбка угасла. – Я стою на причале в Саутуорке, на том же причале, с которого мы отплыли сюда. Все, что я вижу перед собой, – это акорский военный корабль с носом в виде огромного быка, сверкающим в темноте. Вдалеке юнги, которых я наняла, чтобы отвлечь стражу, стараются как могут. Настало время действовать. Но я медлю. Я не могу пошевелить ногами. Я вдруг почувствовала сомнение и замешательство.
– И что? – торопила ее Кассандра, желая узнать, что случилось дальше.
– И ничего. Я как будто бы просыпаюсь возле Алекса. Но важно то, что я знаю: это сон. Я решилась. Я собрала в кулак всю свою волю и побежала не прочь от корабля, а прямо к нему. Когда некуда было больше бежать, я прыгнула. – Она посмотрела на свои руки. – Было время, когда, очнувшись от этого сна, я все еще чувствовала на своей коже жесткий и грубый канат; с его помощью я добралась до бортового иллюминатора. Я чувствую, будто все это повторяется снова.
– Отголоски, – прошептала Кассандра. – Мир, кажется, наполнен ими, отголосками прошлого, настоящего и будущего.
– Ты их чувствуешь?
– Иногда, – признала Кассандра, Она опустила глаза, ощущая на своей щеке прикосновение мягкой пряди волос Амелии. – Она очень милая девочка.
Малышка проснулась, слегка заерзала, но не заплакала. Вместо этого она посмотрела на свою тетю, но не как все дети ее возраста – неосознанно, а очень внимательно.
– Мне кажется, она пытается что-то тебе сказать, – заметила Джоанна. Она взяла дочь на руки и слегка похлопала ее по спинке.
– Мне пора идти, – сказала Кассандра. Ноги не слушались ее, но все же она встала.
– С Ройсом все будет в порядке, – заверила ее Джоанна.
– Надеюсь, – сказала Кассандра и вышла из комнаты в необратимо надвигавшиеся сумерки.
В коридоре, возле комнаты Атрея, она остановилась. Ей хотелось еще раз увидеть брата. Но он все еще был без сознания. Он бы не узнал о ее присутствии, а время так неумолимо движется вперед. Кроме того, с ним Федра и Эндрю. К тому же была возможность, что родители могли заподозрить что-то неладное.
Лучше просто уйти.
Она торопилась, боясь, что если промедлит, то не решится на это. Быстрее, быстрее через комнаты и коридоры, которые она знала всю свою жизнь. Во внутреннем дворе она заставила себя немного замедлить ход, чтобы не привлекать ничье внимание, но, миновав Львиные ворота, почти побежала.
Как бежала в своем сне Джоанна, а когда некуда было больше бежать, прыгнула.
Но Джоанна прыгнула, чтобы выжить, а она…
«Нет, не думай, только поторопись». Время уже поджимало. Она слышала свое дыхание, поднимаясь по дороге, ведущей вверх от города все выше и выше, пока наконец не добралась до небольшого плато, на котором возле сцены стояла полукруглая каменная стена.
Федра впервые привела ее в театр, когда она была еще ребенком. Кассандра вспомнила, как волновалась и ожидала чего-то захватывающего, как мать держала ее за руку.
О, как она любила это место!
И по иронии судьбы Дейлос выбрал именно его.
«Приходи одна», – говорилось в записке, и она была одна. Он не мог знать, что это не имело значения. Ей все было ясно в ее видениях – если она погибнет, красная змея не поглотит Акору. Она отлично знала, что здесь, именно на этом месте увидела свою смерть.
«Вся жизнь – театр», – сказал великий английский писатель. Как он был прав!
В этот час театр был пуст. Она прошла между рядами и подошла к сцене. Но не поднялась на нее, а резко остановилась и обернулась.
Вокруг – ни души. Насколько она могла судить, она была одна в театре.
Быть может, записка была всего лишь обманом?
И только в ней затеплилась эта надежда, Кассандра услышала какой-то шум… странный, незнакомый… но он становился все громче.
Она вновь взглянула на сцену и увидела, как пол сцены разверзся, и прямо из земли появилась платформа.
