Кровавый бой шел уже между валом и стенами Вены.
Сдавленный и заливаемый мусульманами город напоминал утомленного пловца, у которого на губах начинала проступать смертельная пена: на стенах христианского города появились длинные процессии немецких женщин в белом с малыми детьми на руках.
Их вид должен был ободрить оборонявшихся, будто говоря: «Если не выстоите в бою, ваших детей насадят на копья, а жен и детей заберут в неволю…»
Лилась их песня ровно и спокойно. Священники в белых орнатах благословляли их и идущих в бой рыцарей. Церковные хоругви развевались на ветру. Девушки в белом, сами смертельно бледные, рассыпали цветы перед религиозными процессиями.
Когда на высокой башне Св. Стефана ударили в большой колокол «Ангел Господень», раздался спазматический плач женщин и детей. Они воздевали руки к небу, прося Бога о помощи.
«Аллах акбар! Ла иллаха ил Аллах! Ва Магомет рассул Аллах!» – звучало им в ответ из рядов мусульман, что наступали без остановки на город. Наступали потоком и гибли и снова шли без остановки.
Султанша Эль Хюррем вмиг догадалась, что он готов лично участвовать в штурме, чтобы воодушевить свои войска.
Она задрожала всем телом.
Если бы ее муж пал под стенами города, то даже в случае победы мусульман все ее планы пришлось бы хоронить вместе с ним. Ее сын был слишком мал, чтобы устоять в борьбе, неизбежной после смерти великого султана и его первородного сына. Она еще не была готова к таким переменам.
Она вспомнила слова Кассима про звезды на небе, управляющие людьми на земле. Не раз она чувствовала, что эти звезды меркнут. С Запада шла ночь и темная туча.
А на стенах города немецкие женщины в религиозном экстазе срывали с себя кольца и украшения на глазах своих мужей и детей и прилюдно устилали ими путь процессиям в знак того, что раненым и семьям погибших будет оказана помощь. Там, где на стенах не хватало мужчин, женщины и дети метали в турок камни и выливали раскаленную смолу из котлов.
Кипел бой. Жестокий рукопашный бой, в котором в ход шли не только клинки, но даже зубы.
Великий жертвенный бой, от которого еще не погиб ни один народ, умевший верить и молиться. Такой народ не исчезал, а закалялся пролитой кровью и молитвой в тяжелые минуты горя и тревоги: ибо исчезают лишь те народы, которые не жертвуют и не борются насмерть в единстве и молитве.
В сумерках вечера увидела султанша, как озарились светом все венские церкви, будто огромные алтари, осветленные для Бога, который видит и подсчитывает каждую человеческую жертву.
Перед ее глазами стояли закрытые ворота церкви Св. Духа в предместьях Рогатина и момент, когда она шла под венец и услышала крик: «Алла-ха! Алла-ху!»
В свете красных факелов увидела она на стенах Вены, как ребенок, чуть постарше ее сына, метал камни в лезших по лестницам янычар.
Ее сердце дрогнуло.
Неожиданно для самой себя она схватила обеими руками узду коня, на котором восседал ее муж. Перепуганный конь Сулеймана метнулся вбок, а султанша выпала из седла. Сулейман хотел удержать ее и упал с коня.
Оба адъютанта немедленно спешились.
Султан молча встал. А Эль Хюррем, стоя на коленях на размокшей земле и бледнея, молитвенно воздела руки к мужу:
– Ты не пойдешь у гущу сражения! Тут может померкнуть твоя звезда! Еще ни один из твоих сыновей не способен усидеть на престоле и поднять меч против мятежа! – закричала она.
Заламывая руки, она слезами оросила кровавую землю.
С запада надвигалась буря. С долин Дуная и в горах дул ветер, кидаясь первыми случайными каплями дождя, падавшими на черного коня завоевателя Османов, на него самого, на двух его адъютантов, что стояли как окаменевшие, будто не видя и не слыша ничего. Дождь падал и на султаншу Эль Хюррем, что смотрелась как мученица в блеске молний в долине слез. Она и была мученицей, ибо еще большие удары ждали ее в жизни и были они многочисленнее капель в туче, которые под силу подсчитать только Богу.
Издалека было слышно, как сильнее шумела и гудела христианская крепость, Очевидно, защита города набирала силы.
Сулейман не выдал боль в вывихнутой руке.
Великий завоеватель Османов, обратившись лицом к Мекке, покорно начал молиться Богу и дал знак одному из адъютантов.
Тот начал трубить в рог.
Через минуту все трубы играли позывные ставки. Вдоль заволновавшихся, как морские волны, рядов мусульман пронесся звук труб и барабанов вместе с первыми раскатами грома.
– Неужели опять на штурм? – спросила, все еще стоя на коленях, султанша Эль Хюррем.
– Отступление, о Хюррем! – спокойно ответил господин трех частей света. Подойдя к жене, он поднял ее собственной рукой с сырой земли.
Оба шли молча и думали о своей жизни. Он думал в смирении своего духа, о воле Аллаха, который, может быть, тут, на этом месте, положил предел наказанию христиан.
А она? Раненая душа думает о своей боли.
Осажденный христианский город словно отдыхал. В нем еще яснее засияли церкви Господни и радостно, словно на Пасху, звонили все колокола. Во всем городе звучала только одна песня:
«Хвала тебе, Господи!..»
* * *
Глухая осень шла по немецкой земле, когда отходил из-под стен Вены Сулейман Великий. Его никто не преследовал. Ни один отряд немцев не покинул пределов города. Только ветер шумел в лесах над Дунаем и каждый лист сбрасывал в него как в могилу. Короткий, словно состарившийся день с серым светом шел над войском падишаха, что с верой возвращалось обратно.
Лишь тут и там гром гремел на небе и иногда фосфоресцирующая молния круто, как змей, извивалась на горизонте.
Листья же все опадали.
Всемогущий Бог словно указывал людям на то, что они смертны. Он тихо говорит осенним днем: так минут и ваши дни. И никогда вы не вернетесь на этот свет, как не вернуть на дерево те самые листья, что сгниют в земле, как не вернуть прошедшие дни.
Эти слова Господа всем сердцем чувствовал великий султан Османов. Поэтому он спокойно возвращался из похода. Его спокойствие передалось верившим в него, как это всегда бывает.
Вдоль берегов Дуная ехал Сулейман к венгерской столице. Уже показались ее башни, когда на пути султанша Эль Хюррем увидела бедный цыганский табор. Бледная луна светила на небе, а в таборе горел красный огонь.
Старое воспоминание вздрогнуло в душе султанши. Она приказала остановить свою карету, выглянула из окна и кинула горсть золотых цыганкам.
Как голодные птицы на зерно, слетелись цыганки и начали вскоре тесниться у окна кареты, чтобы предсказать будущее неизвестной госпоже.
Султанша Эль Хюррем протянула левую руку, и одна из цыганок начала говорить:
«На пути твоем стонет кедровник… С одного бока цветы и терн… С другого – крест и гроб… Как молодой месяц будет расти твоя сила, госпожа… В своей жизни дважды будешь встречать каждого, кого узрели твои ясные очи… А как время придет, на калиновом мосту увидишь перстень медный у пьяного человека, с фальшивым камнем…».
