Сидя на корточках без рубашки и шляпы, насквозь промокший, Хантер внезапно почувствовал, что его потянули за руку, и опустил взгляд. Ной так и лежал с закрытыми глазами, лицо его исказилось от боли.
- Оставь меня здесь. - Слова едва можно было разобрать.
- Без тебя я никуда не пойду.
- Я ничего не вижу, Хант. Что толку от такого человека, как я, если он потерял зрение?
Хантер смотрел на этого мужественного, некогда выдающегося человека. Они вместе вступили в кентуккийские войска и участвовали в походе вниз по реке. Сражались бок о бок в битве за Новый Орлеан. Вместе противостояли непогоде и капризам реки. Оба были недовольны тем, что земли заселяются слишком быстро. Хантер отлично понимал, что означает для Ноя потеря глаза. Понимал он и то, о чем попросил его друг. Но никакая сила в мире не могла заставить его оставить Ноя на милость стихии.
- Я совсем не слышу тебя из-за этой бури, - солгал Хантер.
- Если ты решил разыгрывать из себя героя, я возненавижу тебя до конца жизни, Бун.
- Думаешь, это меня волнует?
Пальцы Ноя сомкнулись на его запястье, но пожатие было совсем слабым.
- Уходи. Не рискуй снова потерять Джемму.
Независимо оттого, как соблазнительно было это предложение, независимо от того, как сильно он жаждал встретиться с Джеммой. Хантер не мог сразу согласиться; он закрыл глаза и поднял лицо к небу.
Ною не исполнилось и тридцати. Он был все еще очень молод. Хантер прожил на этом свете гораздо дольше. Как бы Ной ни страдал сейчас, нравится ему это или нет, ему придется научиться жить без одного глаза. На сей раз Хантер не собирался играть роль Господа Бога. Он не готов потерять друга и никогда не согласится на это.
Ной молчал, глаза его закрылись. Хантер проверил грубую мокрую повязку, которую соорудил из своей рубашки. Кровотечение заметно замедлилось.
В отдалении прогрохотал гром. Дождь непрерывно лил сквозь мелкую молодую листву. Рядом бушевала взбесившаяся река.
Хантер надеялся, что если святые Джеммы смотрят сейчас на него с небес, они наверняка поймут, что он сделал для Чарли Тейта и почему, - и простят его. И уж конечно, они не накажут его за то, что он остался поддержать друга. Без сомнения, они присмотрят за Джеммой и будут хранить ее, как и его, пока он не сумеет снова ее найти.
Новый Орлеан, сентябрь 1817года
На улице перед оперным театром толпились люди, теснились экипажи. Вечерний воздух был насыщен влагой. Стояла страшная духота. Не обращая внимания на миловидного молодого человека, сидевшего рядом с ней в открытой коляске, Джемма засмотрелась на покидавшую театр разодетую публику, заполонившую все кругом. В памяти ее всплывали подробности той ночи, когда она встретила Хантера.
Андре Роффиньяк подвинулся на сиденье поближе к ней. Недавно назначенный ее отцом помощником управляющего, Андре стал частым гостем в доме на Сент-Луис-стрит и последнее время неоднократно вызывался сопровождать ее в свете. Когда коляска тронулась, Андре закинул руку на спинку сиденья, так что она как бы невзначай коснулась плеч девушки. Он проделал это довольно-таки небрежно. Впрочем, почти все, что делал Андре, он исполнял с привычным безразличием, но Джемма, проведшая в его обществе достаточно времени, уже поняла, что он ничего не делает спонтанно.
Джемма чопорно выпрямилась, не заботясь о том, как он к этому отнесется. Она вообще не хотела сегодня идти с ним в оперу одна, но сначала отец собирался сопровождать их, поэтому она согласилась. Последнее время Андре начал вести себя слишком фамильярно, злоупотребляя их дружбой, слишком часто позволяя себе ненароком коснуться ее рукой или даже прижаться к ней. С ним Джемма чувствовала себя скованно и неловко.
Внешний вид и родословная значили для него все, как и для большинства креолов. Эта его черта особенно восхищала ее отца. В темных и томных глазах Андре застыла скука. Ногти на холеных руках были отполированы до блеска.
В глазах новоорлеанского общества и ее собственного отца Роффиньяк был безупречен, но Джемма не находила в нем ничего, что ей так нравилось в Хантере Буне. Как и всегда, мысли ее устремились к тем дням, что она провела с Хантером. Она гадала, скучает ли он по ней, как его дела, где он теперь?
Пока Джемма предавалась воспоминаниям, Андре протянул руку, поднял отделанный бахромой край широкого кашемирового шарфа, накинутого на ее плечи, и потер дорогой материал между пальцев.
- Вам понравилось представление, Джемма?
- Думаю, оно довольно занятно.
- Эту пьесу играют уже так долго, что я забыл, сколько раз успел ее посмотреть. Но сегодня я впервые получил огромное удовольствие.
Он отпустил ее шарф и коснулся пальцами тыльной стороны ее затянутой в перчатку ладони.
Джемма убрала руку, но не резко, а осторожно, словно для того, чтобы пригладить волосы. Если она разозлит Андре, отец будет недоволен. Поэтому она решила откровенно поговорить с отцом, как только они останутся наедине.
Они находились уже всего в двух кварталах от дома, который отец приобрел незадолго до ее приезда. Стараясь поскорее внедриться в здешнее общество, Томас О'Херли перевез с востока совсем мало мебели и вещей. Вместо этого он обставил новый дом в соответствии с тем, что видел в просторных удобных домах местной знати, в которых успел побывать здесь, в Новом Орлеане. Джемме этот стиль показался слишком строгим, комнаты холодными и неприветливыми.
Кучер пустил лошадей медленным, размеренным шагом. Вечерний воздух окутал коляску ароматом жасмина. Джемма расправила длинные, выше локтя, перчатки, сложила ладони вместе и повернулась лицом к своему спутнику.
- Андре, я знаю, что вы хотите мне добра, сопровождая меня повсюду и представляя своим друзьям. Но я так много времени провожу в сиротском приюте, помогая монахиням, что, боюсь, слишком устаю за день, чтобы выходить по вечерам в город.
- О чем вы говорите, Джемма? - Его потемневший обволакивающий взгляд забегал по ее лицу.
Джемму охватила дрожь, но вовсе не от желания. В данный момент ей больше всего хотелось побыстрее покинуть карету.
- Я просто не хочу какое-то время выходить в свет, вот и все.
Улыбка ее кавалера угасла.
- Какое-то время? И сколько это время, по-вашему, может продолжаться?
«Вечность», - подумала Джемма и пожала плечами:
- Не знаю.
Джемма видела, что Андре недоволен, хотя и улыбается. Взгляд его сделался холодным и расчетливым. В экипаже воцарилось неловкое молчание.
Когда коляска с грохотом миновала ворота и остановилась во дворе дома на Сент-Луис-стрит, Джемма вздохнула с облегчением. Чернокожий возница отворил дверцу коляски и отступил в сторону. Андре выбрался наружу, предложил Джемме руку и помог ей спуститься на землю. Они поднялись по широкой деревянной лестнице на второй этаж, где комнаты выходили окнами в огороженный стеной сад и на улицу. Цветочные ящики с жасмином и геранью, выстроившись в ряд, тянулись вдоль балкона. Ее отец еще не ложился и ждал их в гостиной. Он читал книгу, но сразу же отложил ее в сторону, как только они вошли.
