Тело повешенного дернулось. Справа кто-то радостно воскликнул: — Гляди, как малый выплясывает!
Крики толпы слились в один неразборчивый гул. Сабрина почувствовала дурноту. Тошнота подкатывала к горлу, словно пена кипящего моря. Она не поняла, когда рядом появился Иен. Выражение его лица казалось диким. Сильная рука обвила плечи жены — он попытался укрыть ее голову у себя на груди.
— Не смотри! — хрипло приказал он. — Не смотри! Сабрина отбивалась изо всех сил, хотя не проронила ни звука. Она повернула голову, и взгляд ее огромных немигающих глаз устремился к виселице. Наконец Йену удалось заставить ее отвернуться, и в тот же момент Джеми прекратил борьбу.
Рев пронесся по толпе, и Иен почувствовал на щеке дыхание жены, словно последний вздох вырвался не только у повешенного, но и у нее. Он застонал. А Сабрина молчала, но на коже он ощущал влагу ее слез, и это разрывало его сердце надвое.
Йен поднял жену на руки и громко закричал: — Расступитесь! Дайте пройти!
Она так и не зарыдала. Но лучше бы излила свое горе слезами. Бушевала. Плакала…
Она оказалась намного сильнее, чем он думал. Намного сильнее, чем он воображал…
Только вцепилась в него, скрутив пальцами полотно рубашки, и хрипло, с трудом дышала.
В спальне Сабрина направилась прямо к кровати, и в тот миг, когда их объятия распались, отвернулась от него, спрятав лицо.
— Оставь меня, — проговорила она слабым, сдавленным голосом. — Пожалуйста, оставь: Йен весь напрягся, губы вытянулись в прямую, жесткую линию, руки сжались в кулаки. Жена прогоняла, ему это было нестерпимо. Он внезапно вскипел. Черт побери!
Как она смеет отворачиваться? Ничем не хочет делиться, даже собственной болью!
Иен повернулся и вышел из комнаты. В зале он попытался найти утешение на дне рога с элем. Прошло немало времени, прежде чем на него упала чья-то тень. Он поднял глаза и увидел дядюшку Малькольма. Указал на лавку напротив и пригласил: — Присаживайся.
Старик сел, но смотрел на Иена как-то странно. И он, не зная, что сказать, смущенно пробормотал: — Рад, что ты поправляешься, дядюшка.
— Зато ты, парень, выглядишь совсем больным. Или боль гложет сердце?
Иен чуть заметно улыбнулся. Иногда старик бывал невероятно прозорливым.
— Человек, которого вчера захватил отряд Брюса и которого сегодня утром повесили, — Джеми Мак-Дугал.
Он говорил нарочито спокойно.
— В это никто не посвящен, но когда-то они с Сабриной хотели стать мужем и женой.
Кустистая бровь старика удивленно поднялась.
— Вот как? — нахмурился он. — И теперь девочка переживает?
— Конечно, дядюшка. — Иен смутно сознавал, что это эль развязал ему язык. — Она до сих пор его любит.
— Ты, парень, ошибаешься.
— Если бы, дядюшка…
Малькольм с размаху ударил кулаком по столу.
— Совсем ослеп! Ничего не видишь!
— Что я должен видеть? — возмутился Иен. — Она до сих пор наверху. Горюет по своему любимому.
— А тебе не приходит в голову, что она горюет по другу, которого потеряла? — прикрикнул старик на племянника. — Что в этом плохого, скажи мне на милость? Ты, парень, должен быть сейчас с женой, а не надираться, как глупый молокосос, элем!
Из уважения к старости дяди Иен ничего не ответил, но раздраженно подумал, что зрение изменило не ему, а Малькольму. Он точно знал, что Сабрина в нем не нуждалась.
— Служанка Эдна говорила, что во время моей болезни Сабрина за мной ухаживала. Когда она появилась впервые, я принял ее за Фионну и накричал. Сам я этого, правда, не помню. Но случаются дни, когда я вообще обо всем забываю. — Малькольм пристально посмотрел на племянника. — Так вот, Сабрина не похожа на Фионну, и ты должен знать это лучше других, потому что ты не такой, как твой придурок отец. Или такой же, если не понимаешь, что она тебя любит?
Малькольм ушел, а Иен остался со своими мыслями и элем. И быть может, именно эль заставил его задуматься, уж не прав ли дядюшка? Неужели Сабрина его действительно любит? Или у старика просто разыгралось воображение? Следующее, что осталось у Иена в памяти, — это то, как он стоял на пороге спальни. Рукой, приоткрыв дверь, заглянул внутрь. Против ожидания Сабрины в постели не оказалось. С растерянным лицом она стояла посреди комнаты, и мокрое платье липло к ее обозначившимся под тканью ногам.
Она медленно повернула голову и, вдруг схватившись за живот, широко раскрыла глаза. Родные черты исказила гримаса боли.
— Иен, — прошептала она, — твой сын идет.
Несколько мгновений он стоял как вкопанный. Казалось, даже сердце стало биться медленнее. Сказанное доходило с трудом: роды начались, ребенок вот-вот должен появиться на свет…
Он рванулся в коридор.
— Эдна! — раздался его громовой крик. — Пошли за повитухой!
Иен тут же вернулся к Сабрине. Выражение ее испуганного лица пронзило его до самой глубины души. Но прежде чем он успел что-нибудь сказать, в спальню ворвалась Эдна и сообщила: — Маркус уже побежал! — И вот она уже распоряжалась: — Ну-ка, миледи, дайте-ка я вам надену сухую рубашку. А потом ложитесь обратно в постель.
Иен стоял поодаль и испытывал странные, тревожные чувства. Когда Сабрина легла, подошел, взял ее за руку и удивился, какими ледяными показались ему пальцы жены. Стараясь подбодрить, спросил, не хочет ли она, чтобы он остался, — Останься. Нет. Уходи! Пожалуйста, уйди! Его улыбка померкла.
— Как хочешь, — грустно ответил он и спустился в зал. Сев там, на прежнее место и как бы застыв, приказал принести еще эля.
К нему присоединились Аласдэр и еще несколько мужчин, но Иен не был склонен разговаривать. Он сидел в мрачном расположении духа и молчал.
В Сабрине он нашел все, что искал, все, о чем только мечтал и о чем даже никогда не подозревал. И теперь приходилось терять ее из-за Джеми. Да, соглашался он, она к нему хорошо относилась. Но любила всегда только Мак-Дугала.
Но ребенок, которого она носила под сердцем, — его!
В ярости Иен стукнул рогом с элем по столу. Гнев подогрел в жилах кровь, и он упрямо выпятил челюсть. «Клянусь Богом, им не удастся выпроводить меня! — яростно подумал он. — В конце концов, это и мой ребенок!» И он решительно, перепрыгивая через две ступени, помчался по лестнице.
Дверь с треском распахнулась. Иена слегка покачивало, и, чтобы удержаться на ногах, он взялся рукой за косяк. Эдна разинула рот, но ничего не сказала.
Розовощекая опытная повитуха Мередит уперла кулаки в круглые, как кочаны капусты, бока и, нисколько не робея, сказала: — Комната роженицы — не место, для мужчины, будь он хоть глава клана или кто другой. Так что извольте выйти отсюда.
