— Она хотела узнать, есть ли у тебя новая любовница, искала ее следы. Плюс к тому Наташа перещупала все твои вещи и, самое главное, обшарила карманы пиджаков.
— И ты в этом участвовал?
Фрэнк снова передернул плечами.
— Она красивая. Потом она швырнула меня на пол, велела достать бочку и объяснила, что с этой бочкой нужно сделать. И мы с ней малость пошалили, и мне кажется, что я ее удовлетворил.
— Точно не помнишь?
— Нет. Дальше получилось, что я уснул, а когда проснулся, ее уже не было.
— Тебя она, значит, тоже опоила снотворным.
— Полагаю, да. А потом пришел этот старикан и увидел меня, и я рассказал ему почти все. Только не о бочке. Рассказал, что услышал от друга моего друга, будто кто-то заинтересован в разрыве твоей помолвки с леди Поппи, и о том, что княгиня говорила мне.
— Значит, какой-то старик вошел в мои апартаменты?
— Да. Уродливый такой. Длинное лицо, вылупленные глаза.
Шеф.
Чего и следовало ожидать.
— Он объяснил, почему и зачем явился?
— Как оказалось, он ехал следом за мной и княгиней и забеспокоился, когда она вышла из дома с багрово-красным лицом и вообще с каким-то безумным видом, а я не появился. Он сообщил, что знаком с тобой и что нам с ним тоже стоит познакомиться. Как-никак мы с тобой братья, и он взял меня с собой, купил мне горячей еды и дал немного денег.
Николас недоумевал, с чего это шеф проявил такую заботу о Фрэнке. Он не из тех, кто озабочен приобретением репутации доброго самаритянина, и вообще ему не пристало часто появляться на людях. Обычно он поручал тайную слежку за представляющими интерес для секретных служб личностями своим подчиненным.
Странно.
Даже отчасти приятно. Хотя Николас был вне себя от ярости по поводу того, что все это имело место в его собственном доме, а Он ничего об этом не ведал.
А еще более он негодовал по поводу того, что княгиня, намереваясь посадить Поппи в бочку и отправить в Австралию, воспользовалась услугами его брата.
Нет, он просто должен прекратить размышления об этом, иначе он отправится к княгине прямо сейчас, усадит в бочку ее и отправит на корабле к ней на родину.
Что полностью противоречило тому, чего ожидали от него секретные службы.
К большому огорчению Поппи, когда она вернулась в Лондон, слухи уже распространились и здесь. В одной из газет даже появилась статейка о сумасбродном предложении Сергея, сделанном на проезжей дороге, и о том, что Поппи до этого была помолвлена с герцогом Драммондом.
Поппи не выезжала. Вместо этот она продумывала грандиозный план.
Она решила выкрасть картину для собственной семьи.
И хранить в открытую, не пряча. Разве не то же самое сделала леди Дерби, заплатив за портрет и при этом являясь одним из видных агентов секретных служб?
И Поппи станет тоже действовать в открытую. Также дерзко, как и ее мать. А если ее схватят с поличным, она предъявит расписку из документов матери, подписанную Ревником, и пусть хоть кто-то посмеет усомниться в ее подлинности.
Игра рискованная, что и говорить. Однако Поппи была уверена, что секретные службы не станут оглашать факты. Ведь Николас говорил ей, что тайное агентство не более склонно обнаруживать свою роль в чем бы то ни было, нежели малыш признаваться в том, что украл конфетку у своей няньки из кармана передника.
И, собственно говоря, зачем секретным службам эта картина, во всяком случае, уже после того, как они осмотрят ее и наконец установят личность пресловутого «крота», то есть агента-предателя? Она позволит им сделать это, как только завладеет картиной, — и только в святилище своего родного дома.
Но ей понадобится помощь ее знакомых по Клубу Старых Дев.
Она пригласила Беатрис и Элинор в любимое место их встреч, магазин конфекции, где никто не мог бы предположить, что они говорят между собой о чем-то более существенном, чем эти самые ленточки.
Они соединились в крепком объятии.
— Мы так рады, что ты вернулась в город, — сказала Элинор.
— И очень сожалеем о Драммонде, — пробормотала Беатрис.
— Я не верю рассказу княгини, — заявила Элинор.
— Я тоже, — поддержала ее Беатрис, глаза у которой имели озабоченное выражение. — Она охотится за Драммондом и добивается его любой ценой.
Поппи пожала руку той и другой, потом сказала:
— Ирония заключается в том, что в последние несколько недель я была вынуждена заботиться о ее счастье.
— По чьей воле? — спросила Беатрис.
— Я не могу сказать. Однако возможно, что это вопрос… — Поппи быстро оглянулась по сторонам, убеждаясь, что их никто не может услышать. — Национальной безопасности, — прошептала она.
Элинор нервно рассмеялась.
— Ты говоришь так, будто выполняешь секретное задание правительства.
Поппи широко раскрыла глаза, но ни слова не ответила.
— Это так и есть, да? — пискнула Беатрис.
— Я не могу сказать.
— Возьми розовую ленточку, если да, и зеленую, если нет, — предложила Элинор.
Поппи взяла розовую.
— Не могу поверить! — вскрикнула Беатрис.
— Как это здорово! — захлопала в ладоши Элинор.
— Мне просто до смерти хотелось бы рассказать вам об этой… розовой ленточке, — с улыбкой проговорила Поппи, — но вам совершенно не следовало об этом знать.
— Ну а Драммонд? — Элинор поспешила схватить желтую ленточку и сделала вид, что разглядывает ее. — Он работает над этим вместе с тобой?
— Ох, Господи! — Поппи начала нервничать. — Право, я не могу сказать, но…
Она взялась за розовую ленточку.
— Значит, он тоже в этом замешан! — возликовала Беатрис.
Брови Элинор взлетели вверх.
— Господи, Поппи, что происходит?
Поппи вспыхнула:
— Девочки, мне ужасно хотелось раньше поделиться этим с вами, но я не могла. Вам следует, вам необходимо знать, чем я теперь занимаюсь! Потому что это гораздо больше, чем вопрос национальной безопасности. Это стало одной из проблем Старых Дев, и мы должны решить ее вместе.
Три подруги обменялись серьезными взглядами.
— Скажи, что мы должны делать, — произнесла Элинор.
— У меня нет более солидных подтверждений того, что мама оплатила это, — сказала она, — кроме расписки, которую мы с Николасом сумели раздобыть, а она, как говорит Драммонд, может оказаться фальшивой.
— С какой стати она может быть фальшивой? — удивилась Элинор.
Поппи глубоко вздохнула.
— Потому что моя мать… — Она взяла еще одну розовую ленточку. — Можете ли вы предположить?
Беатрис прижала руку к горлу.
