искушения. — Я понимаю, принцесса Гримельд, как Вы беспокоитесь о своих людях. Поэтому завтра утром мы проводим Вас до поместья. Сегодня, уж простите, мы не будем срываться с места на ночь глядя. В отличие от Вашего письма, остальные дела потерпят.
— Спасибо! — Сказала Гримница искренне, отбросив всякую светскость. — Наши там, наверное, с ума сходят… Хотя, если бы я верила, что смогу помочь Арне, я охотнее поехала бы к наместнику.
— Ну, Вы же сами понимаете… — Бруно сокрушенно развел руками. — Кроме того, наместник — немолодой уже человек, славится своей любовью к "старым добрым временам" и никак не может смириться с некоторыми указами Его Величества. Я бы на Вашем месте не рисковал с ним знакомиться, если Вы понимаете, о чем я.
Произнеся эту фразу, Бруно тут же пожалел о сказанном. Он по глазам видел, что девушка не совсем поняла намек, но и пояснить более детально рыцарь не мог даже при своих людях. Пусть Его Величество и сумел договориться с Храмом, добившись причисления магии ко многим талантам, даруемым людям Творцом, заявляющий громко о своем даре все еще рисковал нарваться на фанатиков. Потому-то и хранила семья фон Лаунборг свои тайны крепче всех сокровищ.
Посидев совсем немного после окончания ужина, ровно столько, чтобы не обидеть хозяина, Гримница отпросилась отдыхать. Вскоре после нее разошлись и рыцари, как обычно, распределив ночные дежурства. Хотя Бруно и достался лакомый кусочек новых земель, подальше от границы и поближе к обжитым заксами краям, забывать об осторожности не стоило.
Сдав пост одному из подчиненных, Бруно еще раз прошелся по ночному дому. Задержавшись ненадолго у двери, за которой спала гостья, он несколько раз глубоко вздохнул и, решительно поправив пояс, вышел на улицу и зашагал через площадь к одному из домов. Этот дом, точнее, его обитателей, Бруно приметил еще на прошлой неделе, когда из главного поместья прибыл обоз с переселенцами.
Молодая вдова с двумя детьми вела себя скромно, как и подобает благочестивой заксонке. Единственная безмужняя женщина среди переселенцев, она держалась немного особняком от остальных крестьян. И, тем не менее, было в ней что-то, что заставляло чужие взгляды то и дело останавливаться на ней: восхищенные мужские взгляды, завистливые — женские.
— Кто там? — Послышался испуганный женский голос в ответ на настойчивый стук.
— Это я, открывай! — Голос рыцаря прозвучал грубовато, хотя, видит Творец, он не собирался пугать женщину.
— Господин!? — Ойкнуло за дверью и в приоткрытую щель Бруно увидел вдову, прикрывающую шалью ночную рубашку. — Простите, господин! Я сейчас… Только оденусь… — В замешательств пролепетала она.
— Так открывай! — рыкнул Бруно и, не дожидаясь приглашения, дернул дверь на себя.
В доме было темно, только лунный свет немного разгонял темноту, подсвечивая в маленькие окошки. Остро пахло подсыхающими травами, кисловатый дух хлебной закваски витал в воздухе, видно, хозяйка собиралась завтра заводить квашню… Ничего не говоря, Бруно закрыл за собой дверь и всем телом прижал ничего не понимающую женщину к стене.
— Дети спят… — На выдохе обреченно пискнула она, начиная осознавать, зачем могла понадобиться хозяину среди ночи одинокая вдова.
— Так не буди…
Бруно понимал, что поступает по-скотски, но его словно несло бурным потоком. Разбуженная сила бурлила, бросая то в жар, то в холод, требуя выхода или грозя закружить в водовороте половину округи. Все, на что сейчас был способен рыцарь, это смирять свою мощь, чтобы не причинить женщине вреда. Некоторое время вдова лишь подчинялась господину, но когда он, вздрогнув, дал, наконец-то волю своей силе, больше отдавая, чем беря, она широко распахнула глаза в удивленном понимании.
— Молчи, ведьма, — сквозь зубы выдавил Бруно, прижимаясь щекой к ее виску, — просто помолчи пока.
Он тяжело дышал. Напряжение последних недель, что так долго копилось и с появлением Гримельд грозило захлестнуть, лишая разума, постепенно спадало.
— Прости… — Прошептал он уже нормальным, своим голосом. — Так вышло…
— Да я все понимаю… — ответом рыцарю был невеселый смешок. — Вы давно знаете?
— С самого вашего приезда. Небось, спешно уезжать пришлось? — Спросил он, пытаясь как-то уйти от неловкой темы и вспоминая скудные пожитки, которые мужики сгружали с телеги.
— Да как сказать… — Женщина на миг запнулась, но потом решилась. — Пришел Вашей Милости брат и велел собираться на новую Границу. Я сперва испугалась было, хотела господину в ноги броситься, чтобы не высылал неизвестно куда, а потом задумалась… Новый храмовник очень уж рьяным оказался. На нас и раньше в поселении косились. А тут прямо волком смотреть начали, так и жди факела под крышу. И раз уж так удачно все совпало. — Она усмехнулась, — Теперь-то я понимаю, что к чему. Вы ведь нас не выдадите?
— После сегодняшнего? — Бруно рассмеялся. На это раз легко, без горечи. — Ни в коем случае.
И, осторожно, почти нежно целуя свою случайную подругу в висок спросил.
— Тебя хоть как зовут-то?
— Майке я, кузнеца Ленарта вдова.
— Вот что, Майке, — рыцарь поправил одежду, давая понять, что минута слабости прошла, — Я уеду ненадолго, когда вернусь — поговорим.
Оставив на подоконнике в сенях пару серебряных монет, Бруно открыл уже было дверь, чтобы уйти, когда был остановлен коротким.
— Господин! Я не такая…
— Знаю. — Только и ответил он. — Сама ведь понимаешь, за чем приходил. И еще приду. Это не плата за молчание, или за… — он осекся, подбирая слово повежливее, но только махнул рукой. — Хлеба детям на зиму купишь. После войны цены взлетели до небес.
Вернувшись обратно в занимаемый им дом, Бруно снова прошелся о комнатам. Снова остановился у дверей гостьи, прислушиваясь к себе, и довольно улыбаясь пошел дальше. Сила больше не кружила голову, толкая на непоправимое.
— Счастливчик ты, фон дер Эсте, — подумал он, заходя в занимаемую им комнату, — но намаешься ты еще с ней.
* * *
Арне в который раз перебирал в памяти события последних недель, пытаясь понять, в ком он ошибся. Благо, времени у него теперь было предостаточно. Его не тревожили ни визитами, ни допросами, только раз в день молчаливый тюремщик приносил миску каши и кружку воды.
— Да уж, — размышлял рыцарь, — после такой кормежки армейский рацион покажется королевским пиром.
