— Вот что я скажу вам, моя милая. У меня нет намерения улизнуть на тот свет. И я не хочу, чтобы вы переодевались. Я очень привязался к этому золотистому платью.
Кейт нахмурилась.
— Этот цвет совсем не сочетается с цветом крови. Ведите себя прилично. Я сейчас вернусь.
Она уже шла в свою комнату, когда он остановил ее.
— Кейт?
Она обернулась.
— Вы действительно знаете, где те стихи?
— Да. Знаю.
Все вдруг обратились к ней.
— И где же они, черт возьми? — вскинулся Дрейк.
Кейт жестко улыбнулась.
— У вас.
И вышла за дверь.
Гарри ненавидел неустойчивое, трудноопределимое состояние, возникающее после ранения. Не боль — к ней он привык, даже когда она начинала усиливаться и становилась пронизывающей: Так всегда бывало при колотых ранах. Поначалу все, что вы чувствуете, — это внезапный шок, ощущение, что в вашей защите пробита брешь. Должны пройти минуты, пока нервы не обнаружат, что же случилось. И тогда рана начинает гореть, каждый вдох дается в мучениях. Особенно когда Мадж прикладывал к ране что-то ощущаемое как гравий, чтобы остановить кровотечение.
Гарри смущало чувство собственной беспомощности, но он радовался, что уже лежит. Было бы унизительно свалиться без сознания на руках у жены. Как это похоже на Кейт — ошеломить всех и выйти из комнаты, как выходит актриса в конце сцены.
— Кейт! — завопил Дрейк, бросаясь за ней. — Подождите!
— Возьметесь за ручку двери, старина, — рыкнул Гарри, — и я заставлю Чаффи стереть вас в порошок.
Чаффи примирительно кивнул.
— Придется. Это неприлично. Леди дезабилье.
Дрейк кругами ходил по комнате.
— Вы слышали ее? Что она имела в виду?
— Я уверен, что она вспомнит не раньше, чем переоденется.
— Говорит, что оно у нас, — напомнил Чаффи Дрейку, подходя к камину, чтобы поворошить угли и сильнее разжечь огонь. — Не думаю, что вы помните, куда мы его дели.
— Не будьте ослом, Чафф. — Дрейк резко сел. — Если бы я знал, где оно, я бы не крутился здесь вокруг леди Катастрофы.
— Поосторожнее с прозвищами, — предупредил Гарри, испытывая замешательство от того, что не может сосредоточиться.
Он мог только лежать и смотреть на дверь в комнату Кейт, ожидая, когда появится или она, или доктор.
— Опять-таки сотру в порошок, — предупредил Дрейка Чаффи.
Тот только улыбнулся.
— Кто-нибудь видел что-то? — спросил Кит Брэкстон. — Клянусь, я не спускал глаз с окружения, толпа выглядела совершенно нормально. Никаких подозрительных движений, никаких шныряющих воришек.
— Кто-то должен был быть, — задумчиво сказал Чаффи. — В конце концов, кто-то едва не заколол Гарри.
— Но кто? — не успокаивался Кит, наклоняясь к камину.
— Девушка с апельсинами, — неожиданно раздался голос от двери.
Гарри увидел, как в дверь впорхнула Кейт. На ней было на редкость практичное серое платье и большой поварской фартук, которые странным образом дополнялись диадемой, — у нее не нашлось времени вынуть ее из высокой прически.
— Что за девушка с апельсинами? — оживился Дрейк, переставая ходить по комнате.
Кейт остановилась, склонив голову набок и уперев руки в бока.
— Меня сбили с ног. Гарри подхватил меня как раз в тот момент, когда на него налетела девушка. Вы видели, как она бросила апельсин парню в толпе?
Чаффи радостно закивал головой.
— Приятный цвет. — Он увидел ухмылки и покраснел. — Оранжевый.
Кейт кивнула и тыльной стороной кисти проверила лоб Гарри.
— Я думаю, у нее и был кинжал.
Гарри отдался ощущению прохладного прикосновения ее кожи. Никогда еще прикосновение не было таким приятным.
— Почему убийца выбрал Гарри? — спросил Чаффи.
Глаза Кейт сказали Гарри, что она понимает, в чем дело, и ему захотелось обнять ее. Она сейчас казалась такой хрупкой.
— Не думаю, что его целью был я, — сказал он. — Я оказался на пути.
Кейт долго не поднимала на него глаз. Господи, неужели она чувствует себя виноватой?
— Кейт, она промахнулась.
— А как же кинжал? — возразил Чаффи. — Разве это не почерк Хирурга?
— Похоже, на смену ему пришел другой, — протянул Кит.
— А это не могла быть женщина? — спросила Кейт.
Все переглянулись.
— Какого цвета у нее волосы? — поинтересовался Дрейк.
— Светлые, — быстро ответил Чаффи. — Глаза не видел. Она смеялась. Подумал, что она флиртует. — Он втянул голову в плечи. — Мне жаль.
Гарри не сдержался. Он засмеялся, потому что не мог придумать ничего другого.
— Вы абсолютно… правы, Чаффи. Она флиртует.
Дрейк оторопел.
— Минетта?
— Женщина, которую делили между собой половина «повес»? — Кейт остановилась, закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, лишив такой возможности Гарри. Она показалась ему совсем юной. — Да, — наконец произнесла она, открывая глаза. — Очень может быть. У нее точно груди как гранаты.
Дрек заморгал:
— Что?
Она отмахнулась от него:
— Сейчас мне важнее заняться Гарри. Мадж, — сказала она, — достань что-нибудь подложить под него. Он зальет кровью отличную кровать. Кит, попросите Финни передать повару — пора начинать готовить, и пусть он позаботится о крепких напитках. Похоже, они нам понадобятся.
— Мне-то уж наверняка, — не без труда выговорил Гарри.
— Утром в моей гостиной будет полно любопытствующих, пытающих выведать что-нибудь у Би.
— Вы собираетесь подвергнуть Би такому испытанию?
Кейт отмахнулась:
— Ничто другое ей не нравится больше, чем осаживать всех их. Те, кто понимает, останутся. Остальные уйдут и оставят нас в покое.
— А вы?
— А я, разумеется, останусь здесь, чтобы ложка за ложкой вливать бульон в рот моего раненого героя. — Кейт не пошевелилась, ни разу не отвела от него взгляд, отчего у него закружилась голова. — Так и быть. Завтра мы не поедем в Исткорт.
Если бы это было возможно, Гарри почувствовал бы себя еще хуже.
— Мне жаль.
Кейт просияла улыбкой.
— Дрейк, вы были на редкость терпеливы. Мне рассказать вам о стихах?
Гарри слышал, как Дрейк заерзал, сдерживаясь.
— Очень прошу вас.
Кейт все еще не отрывала глаз от Гарри, отчего с его сердцем происходило что-то странное. С его другим органом тоже происходили бы определенные изменения, если бы в нем осталось хоть немного больше крови. В последние дни он был таким паинькой: терпеливым, понимающим, щедрым. К черту все эго! Он делал все, чтобы Кейт расслабилась, не пугалась телесного соединения, только после этого собираясь перейти к следующему этапу. Он лишал себя всего, чего желал с изумляющей его самого силой. Он хотел, чтобы она раскрылась навстречу его желаниям, хотел обладать ею безраздельно. Он хотел огня и страсти.
