Я буду горячо молиться за подобный исход, так же, как я молюсь за ваше благополучие и свободу.
Ваша неизменно любящая сестра
ЕкатеринаПисано в замке Понтуаз,
в рассветный час вторника,
тридцать первого дня мая 1419 года
Отсутствие Екатерины не помешало мирным переговорам. Встречи в Ле-Пре-дю-Шат продолжались весь солнечный июнь, а принцесса с нетерпением ждала вестей в Понтуазе, лелея надежды на благоприятный исход, полагая немыслимым, чтобы такой человек, как король Генрих, стал тратить время на разговоры, если бы не чувствовал, что в них есть хоть какой-нибудь толк.
В те летние дни она опять начала выезжать на реку, сбегая от духоты, царившей внутри крепостных стен. Наш старый знакомец, Ги де Мюсси, по-прежнему отвечал за ее безопасность, поэтому именно он отдавал распоряжения готовить лошадей и возглавлял эскорт принцессы. В последний день июня Агнесса, часто страдающая от головных болей, попросила освободить ее от поездки. Принцессе удалось наладить отношения с двумя из «фландрских кобыл», и те с радостью согласились ее сопровождать.
Занимая помещение рядом с покоями королевы, Екатерина чувствовала себя в большей безопасности, чем прежде, но в ее распоряжении имелась только одна просторная комната, ночью служившая спальней, а во второй половине дня – салоном. Когда принцесса и ее фрейлины уезжали на прогулку, слуги приходили убирать комнату; давно миновали те дни, когда уборкой занималась я сама.
В тот день, когда слуги закончили уборку, я выпроводила их и начала готовить Екатерине наряд для ужина. Одеяние, в котором принцесса появлялась предыдущим вечером, я отнесла в чердачную комнату, служившую гардеробной для королевы и ее дочери. В длинном помещении с низкими балками громоздились сундуки и ящики, где хранили платья и накидки, головные уборы, вуали и обувь. Вещи прокладывали льняными лоскутами, пропитанными лавандовым маслом, дабы отгонять моль. В гардеробной стоял характерный запах ароматных трав и застарелого пота. Внезапно я заметила, что Алисия сидит в уголке и негромко всхлипывает. Я бросилась утешать дочь, зная, что она без причины не дает воли слезам.
– Алисия, девочка моя, тише, тише, не плачь! Что случилось? Чем тебе помочь?
Я вытащила платок из рукава платья и протянула ей. Алисия зарыдала еще громче.
– Дело в Жаке? – спросила я ласково.
– У меня будет ребенок! – выпалила она.
Я изумленно ахнула и ощутила прилив нежности и сочувствия.
– Ты испугалась, да?
Она молча кивнула, и слезы снова выступили у нее на глазах.
– Не меня, надеюсь? Я ведь была в точно таком же положении… Это случается не так уж редко. Боишься, что скажет Жак? Это его ребенок?
Она вздернула подбородок и посмотрела на меня с таким негодованием, словно я усомнилась в непорочности Девы Марии.
– Конечно, его! – отрезала она. – Я больше ни с кем не была. Но он так далеко!
– Да… – Мысленно я проделала некоторый подсчет. – А может, ты не затяжелела? Из Труа мы не так давно уехали.
– Нет, я точно знаю, вот уже два месяца.
Я виновато отвела глаза. Если бы задержка случилась у Екатерины, я бы сразу забила тревогу.
– Ну, срок небольшой, еще долго ничего не заметят.
– Ах, матушка, принцесса вряд ли вернется в Труа, – всхлипнула Алисия. – А мне нужно поехать. Обязательно!
Я притянула дочь к себе, горячо надеясь, что она не ошибается в Жаке.
– Девочка моя, мы непременно придумаем, как тебя туда отправить. А Жак обрадуется новостям?
– Не знаю, – прошептала Алисия.
– А что скажет его семья? – нерешительно спросила я, вспомнив, как повел себя отец, узнав, что я, незамужняя девица, оказалась в тягости. И все же он меня защитил, несмотря на свой изначальный гнев. А моей дочери помочь могла только я.
– Его родители умерли в прошлом году от лихорадки. Отец Жака владел портновской лавкой на рю л’Эгюий.
Я искренне сочувствовала Жаку, но не могла не порадоваться, что жених Алисии не беден. Парень получил в наследство процветающее дело и обладал талантом и мастерством. Ребенок моей дочери не должен страдать ни от позора рождения вне брака, ни от лишений бедности. Следовало отправить Алисию к Жаку как можно скорее.
– Жак сказал, что я похожа на его мать, – прошептала она.
– Не плачь, все будет хорошо. И не волнуйся понапрасну, это плохо для ребенка…
Я даже не подозревала, что Екатерина в это время попала в беду. Впрочем, я все равно не смогла бы ее спасти. Позже она, как обычно, доверилась мне, однако вся глубина ее страданий открылась только много лет спустя, когда я прочла одно из неотправленных писем к брату.
Екатерина, поверженная дочь Франции,
Карлу, «бастарду» дофину Вьеннскому
Приветствую вас, брат мой, как одна жертва другую!
Дьявол-герцог сделал все, чтобы растоптать нас обоих. Вас объявили бастардом, а я больше не могу называть себя девственницей. Я пишу это, чувствуя себя на грани безумия. Иоанн Бургундский подверг меня ужасному позору и бесчестию.
Вчера, во время моей верховой прогулки за стенами Понтуаза, он подкараулил меня в лесу, прогнал фрейлин, которые должны были меня защищать, и изнасиловал меня. Слова эти, кажется, легко написать, но какое страшное деяние я предаю бумаге!
Монахини Пуасси привили мне глубокое почтение к Деве Марии. Не обнаружив чести в собственной матери, я всегда олицетворяла чистоту с Пресвятой Девой. Она принесла свою девственность в дар Господу так же, как я должна была принести свою в дар своему супругу. Теперь этому не суждено случиться, и мне остается либо начать брак со лжи, либо уйти в монастырь, для жизни в котором я не создана. Мое целомудрие поругано, и осознавать эту потерю невыносимо.
Не менее ужасно и то, что те, кто меня сопровождал – вероломный предатель Ги де Мюсси и две фламандские фрейлины, – могли предотвратить бесчинство, но оказались трусами и изменниками. Они сбежали, когда я велела им остаться. Герцог Бургундский злорадствовал: «Де Мюсси носит мой символ, принцесса. Он мой вассал. Никто не станет слушать ваших приказаний. Они все – мои люди».
