Им было по семнадцать лет, когда Роберт влюбился в дочь дворянина, гостившего в их нормандском имении. Четырнадцатилетняя девочка с белокурыми волосами и огромными карими глазами смотрела на Роберта так, словно не могла наглядеться. Джон потерял голову от ревности, потому что первым захотел ее, а она отдавала предпочтение его брату-близнецу. Неистовый огонь ярости и ревности вспыхнул у Джона внутри: вместо него снова выбрали Роберта.
Лорд Ги, взяв с собой Роберта, уехал с герцогом Вильгельмом на побережье Нормандии и дожидался попутного южного ветра, чтобы переправиться через пролив в Англию на битву при Гастингсе. Они пробыли в Сен-Валери две педели, а потом лорд Ги послал Роберта с поручением в имение. Там Роберт встретился с девочкой, которую Джон выбрал для себя. Взглянув на Роберта, она уже больше не замечала Джона. В течение двух недель, которые Роберт провел в родном доме, Джон вел себя все более и более враждебно по отношению к брату, его поведение становилось просто грубым. Увидев однажды брата и Анжелику, лежащих на залитом солнцем лугу, Джон поклялся жестоко отомстить. Дождавшись удобного момента, Джон прикинулся Робертом и выманил девочку из старинного каменного особняка. Разобравшись, кто он на самом деле, Анжелика стала умолять Джона не трогать ее, но он, ослепленный ревностью и ненавистью, изнасиловал девочку. Роберт обнаружил их, когда они еще лежали в душистом стоге сена, и с каменным выражением выслушал сбивчивое объяснение брата-близнеца. Несмотря на неожиданное признание Джона, что он взял Анжелику силой, из его слов можно было сделать вывод, что она сама того хотела, а Анжелика обливалась слезами и была не в состоянии что-либо сказать в свою защиту. Возможно, если бы Роберт остался дома или если бы он переступил через свой гнев и прислушался к голосу Анжелики, он понял бы правду. Но Роберт вернулся к отцу в Сен-Валери и, вместе с Вильгельмом переправившись через пролив, принял участие в битве при Гастингсе. Он больше не вернулся в Нормандию никогда не спрашивал о девочке, которую там встретил, а те, кто знал о том, что произошло, не осмеливались напоминать ему о случившемся.
Сжав руки в кулаки, Джон смотрел на яркие пляшущие языки пламени, с, удовольствием вспоминая, как в тот раз перехитрил Роберта. И он снова перехитрит его, потому что не успокоится, пока его брат не будет мертв. Служанка поставила перед ним деревянный поднос с едой, и Джон, прервав свои размышления, поднял темноволосую голову.
– Что вам известно о господине, который сейчас владеет Челтенхемом? – полюбопытствовал он, бросив на стол золотую монету, и усмехнулся при виде жадного блеска в глазах девушки, которая схватила со стола монету и, попробовав ее на зуб, быстро спрятала под засаленную блузу между пышными холмами груди.
Покидая постоялый двор на следующее утро, Джон знал намного больше того, что было ему известно, когда он прибыл туда. Девушка оказалась на удивление осведомленной обо всем, что происходило в Челтенхеме, так как ее сестра работала там помощницей на кухне. Со зловещей улыбкой Джон пустил лошадь галопом по Льюис-роуд, в направлении к Челтенхему.
Март завывал ветрами и проливался дождевыми завесами, превращавшими дороги в непроходимую грязь. Пылавший в очагах огонь прогонял холод из огромного, насквозь продуваемого здания, и Кэтрин основную часть времени проводила на мягком диване у большого очага.
Взглянув на крошечную одежду, которую держала в руках, Кэт потихоньку вздохнула, стараясь, чтобы ее не услышал сидевший рядом худощавый мужчина.
– Что случилось, дорогая? – ласково спросил Девлин, нарушив домашнее спокойствие. Кэт была такой милой и очаровательной, что он вопреки собственному желанию начинал считать ее женой.
– Ничего, милорд, просто хочется освободиться от бремени. – Мягкая улыбка Кэт разожгла огонь глубоко внутри Девлина.
– Скажите спасибо, что вам не приходится носить свою ношу так долго, как моим кобылам, – пошутил Девлин. – Держу пари, тогда я не смог бы поднять вас.
– Мне кажется, я с каждым днем становлюсь все больше. Разве не правда? – Кэтрин с отвращением посмотрела на свой живот, а потом подняла вверх маленькую рубашку, которую шила. – К тому времени, когда она родится, эта распашонка будет ей мала!
– Она? – Девлин дугой выгнул брови. – Я еще раз напоминаю, что это будет мальчик.
– Тогда будет удовлетворен только один из нас, – лукаво ответила Кэт, наморщив очаровательный носик, – потому что я заказывала девочку.
Фыркнув, Девлин почувствовал, что у него испортилось настроение. Слова отца, сказанные несколько месяцев назад, постоянно возвращались и не давали ему покоя. А недавно Монтроз высказал упрек своему господину.
– Ты должен отдать ее кому-нибудь в жены, если сам не женишься, – упрямо настаивал Роджер, глядя в лицо Роберту с вызывающим блеском в глазах. – Честно говоря, я сам с удовольствием женюсь на ней!
Их разговор чуть не кончился дракой: Девлин отстаивал свое право держать Кэт при себе как военную добычу, а не жену, а Роджер доказывал, что Кэт благородного происхождения и должна быть достойно выдана замуж. Сама леди оставалась необычайно равнодушной к спору.
– Милорд! – Положив маленькую руку на руку Девлина, Кэтрин почувствовала, как у него напряглись мускулы от ее легкого прикосновения. – У вас какие-то неприятности?
– Нет, – удалось спокойно ответить Девлину, хотя у него внутри огонь стал еще горячее, когда она дотронулась до него.
Девлин уже долгое время обходился без женщины, но не хотел утолять свою потребность, воспользовавшись округлившимся телом Кэт. Он не собирался сознательно обходиться без женщины, его просто не интересовали никакие другие женщины. Мысленно он называл Кэтрин Челтенхем колдуньей так много раз, что уже потерял счет, однако он не мог смотреть ни на одну другую женщину с тем вожделением, с каким смотрел на Кэт. Но было ли это вожделением? Простое вожделение легко насытить, но то, что он чувствовал к Кэтрин, требовало большего, оно выходило за рамки физического удовлетворения. Но Девлин бежал от слова «любовь», так как слишком часто слышал его в юности и слишком мало видел любви в зрелом возрасте.
Пробормотав извинение, Девлин встал и стремительно вышел из спальни, оставив недоумевающую Кэтрин в одиночестве. В последнее время он так часто задумывался, что могло показаться, что не она, а лорд Роберт вынашивает ребенка. Снова вздохнув, Кэт сложила рубашечку и встала, чтобы положить ее в небольшой сундук, где было приготовлено белье и одеяла для ребенка. Она не любила заниматься шитьем, но из чувства долга сшила для ребенка несколько рубашечек. Положив в сундук одежду, Кэтрин выпрямилась и почувствовала глубоко внутри живота острую мучительную боль, от которой у нее перехватило дыхание. Когда боль ослабела и стала тупой, Кэт, пошатываясь, добрела до широкой кровати у стены и, тяжело дыша, опустилась на мягкие шкуры.
